Именем человечества

Корчагин Владимир Владимирович

– Проснулся? Здоров? – шумно подскочил он к Максиму. – Ну, слава богу! А я уж не знал, что и делать. Напугал ты меня, старика. И то сказать: ночь спишь, день спишь...

– А сколько всего-то я проспал, дядя Степан? Как оказался у тебя?

– Да тут такое дело... Я, понимаешь, Максим... – Старик опустился на стул, перешел на шепот, – понимаешь, что-то с головой у меня стало не того... Вроде как память отшибло. Сколько ни стараюсь, никак не могу припомнить, когда ты пришел ко мне, и как это вдруг случилось, что заснул у меня в боковушке.

Что-то копошится в голове, вроде как с похмелья. А как начну прикидывать, что к чему, – ничего не получается.

– Ну хоть весной это случилось, в половодье, или еще по снегу? – попробовал оживить его память Максим.

– Да снегу-то, вроде, уж не было... А может, и был... Нет, все перепуталось. Все, как есть! – махнул рукой старик.

– Но ты ведь, наверное, поил, кормил меня? – сделал последнюю попытку Максим.

– А как же1 – оживился Силкин. – И молочком, и мед ком, и...

– Так вот, сколько же ты так ходил за мной?

– Кто его знает. Может, с неделю, может, с месяц, а может... Нет, не припомню... А ты сам-то? нешто не помнишь? Ну, хоть когда приехал ко мне?

– Не помню, дядя Степан, ничего не помню. Только вот.,, была у меня, кажется, одна вещица, тонкий металлический диск... ну, кругляшок такой, блестящий, размером с эту вот тарелку...

– А-а, это есть! Как же, это я схоронил, понял, что вещь стоящая. И потом бумаги... Целый сверток. Их я тоже прибрал в надежное местечко.

– Спасибо, дядя Степан, – с облегчением вздохнул Максим. – Этому диску и бумагам цены нет. Сбереги их, пожалуйста. А как я выпишусь отсюда...

– Ну что, все не наговоритесь? – перебила их вынырнувшая из-за соседней койки санитарка. – Давай, Степан, проваливай! Проваливай, проваливай, видишь, уборка. Сейчас обход начнется, а я тут из-за вас...

– Да что ты, Клавдия, сдурела? Дай поговорить с человеком. Чего убирать-то, и так все чисто, – развел руками старик. – Так ты не беспокойся, Владимирыч. Раз Силкин сказал...

– А я сказала, вытряхайся отседова! – вновь напустилась на него санитарка, сердито размахивая шваброй.

– Вот язва-баба! – не удержался Силкин от крепкого Словца, поспешно вскакивая со стула и пятясь к двери. – Ну, я пойду, Владимирыч.

– Да, иди, дядя Степан. До завтра. Оказывается, мешаем мы тут, – улыбнулся Максим. – Вы уж простите нас мамаша.

– Я-то прощу. А что врачи скажут...

3

Врач пожурил Максима за то, что тот «долго держал в палате посетителя», затем тщательно осмотрел его, про» слушал, простукал пальцами и сказал:

– Ну, что же, на мой взгляд, вы абсолютно здоровы, молодой человек. Послушаем, что скажет психоневропатолог, – он кивнул сестре, и та, выйдя из палаты, через мbнуту вернулась с высокой седой женщиной, показавшейся Максиму чем-то знакомой.

В самом деле, где он видел это худое, сильно удлиненное лицо с отчетливой тенью усиков над верхней губой. Ну, конечно!

Он же лечился у нее много лет назад, после памятного случая на озере. Вот так встреча!

Женщина-невропатолог подошла к его кровати, скольз-нула глазами по температурному листу, внимательно вгляделась в лицо Максима:

– Та-ак... Это и есть наш «Спящий»?

– Да, наш уэллсовский герой, – весело отозвался врач, отходя чуть в сторону.

– Как вы себя чувствуете? – обратилась она к Максиму.

– Спасибо, вполне удовлетворительно.

– У вас есть здесь какие-нибудь родственники?

– Нет, ни здесь, ни в каком другом месте.

– Ас этим старичком Силкиным вы давно знакомы?

– С раннего детства, если это можно считать началом знакомства.

– Закройте глаза. Максим зажмурился.

Потом она просила его вытягивать руки, следить за кончиком ее пальца, била молоточком по коленям. Наконец сказала:

– Состоянию вашей нервной системы можно только позавидовать, – и заглянула ему в глаза. – Скажите, а вы прежде не лечились у меня?

– Лечился.

– Значит, с памятью у вас тоже все в порядке. Максим насторожился: так можно в два счета разру*:

шить всю легенду, которой он решил придерживаться.

– Я помню все, за исключением того, откуда прибыл сюда и как оказался в доме Силкина, – ответил он как можно спокойнее.

– Не помните, откуда прибыли?! А где вы работаете? Где живете? – не отступала невропатолог.

– Я работал в Сибирском филиале Политеха. Там же, естественно, и жил. Потом ушел оттуда. И после этого... – Максим беспомощно развел руками. – Что было после этого, – не помню.

– Но есть же какие-то документы, люди, которые помнят вас...

– Я не знаю даже, где мои личные документы, – не дал ей закончить Максим, – не могу назвать ни одного человека, с кем встречался после ухода из Политеха.

– Однако должны быть какие-то причины, приведшие вас в столь необычное состояние?

– Возможно, были. Они не сохранились в моей памяти.

– Странно... Впрочем, учитывая ваше прошлое заболевание... Да, теперь я вспомнила, с чем вы лежали у меня в психоневрологическом отделении. – Она что-то быстро сказала врачу по латыни. Тот согласно кивнул.

– Спасибо, Софья Львовна, я так и думал. Ну-с, молодой человек, попробуем встать.

Максим рывком поднялся и тут же снова упал на подушку от сильного головокружения.

– Не так, не так, – рассмеялся врач. – Не забывайте; вы слишком долго находились в горизонтальном положении. Ну-ка, давайте вместе, – он подхватил Максима за плечи и медленно приподнял его с подушки. – Вот так- Теперь спустите ноги на пол и выпрямляйтесь.

Максим попытался встать с кровати, но тело не слушалось его, ноги сгибались в коленях, были точно ватные.

– Не отчаивайтесь, молодой человек. Начнем учиться ходить заново. Тетя Клава, помогите ему. Завтра он у нас танцевать начнет.