Имита

Джиллиан

— Умный человек, — ухмыльнулся Эрик. — Записывай номер вирта. Садовника. Насколько понимаю, на Лии начнёшь именно с него?

— Если до тех пор другой информации не появится, — последовал ответ.

18

Поздним утром следующего после «похищения Луис» дня Ливей спустился по ступеням ресторана к своей машине, оставленной на стоянке неподалёку, под жёстким прицелом всевозможной отслеживающей техники. Садовод был доволен. Он не только отлично позавтракал, но и пообщался с умными людьми, с которыми можно и приятно поболтать о жизни, и поговорить о делах.

В сопровождении ресторанного швейцара он спокойно подошёл к машине. Тот, поклонившись, открыл дверцу со стороны водителя. Ливей сел, благосклонно кивнув, — чаевые привычно перекочевали в карман услужливого швейцара. А садовод вывел машину со стоянки, задумчиво и почти рассеянно фиксируя движение на дороге.

Привычно высокое небо прозрачно синело такой чистотой, что некоторое время Ливей с бездумной улыбкой созерцал его через ветровое стекло, благо видеть небо позволял широкий проспект. Подспудно он сожалел, что не может именно сейчас поехать домой, чтобы немного посидеть на крыше, в собственном саду, медитируя среди влажных, терпких травяных запахов — в лучах постепенно набирающего силу лийского солнца.

Впереди два часа свободного времени, после чего Ливей должен будет заехать к нанимателям проконтролировать посадки. Он уже погрузился в примерные расчёты, на что надо будет обратить внимание в зимнем саду нанимателей, когда неясное чувство внезапно заставило его взглянуть в верхнее зеркальце.

Привыкший, как и многие городские жители, что стоянки при элитных местах посещений охраняются тщательно, он облился холодной волной пота при виде странной фигуры, сидящей на заднем сиденье. Мгновения два-три он чувствовал себя таким обескураженным, что робко порадовался: руки всё-таки не дрогнули, на автомате ведя машину по намеченному пути, и в аварию удалось не попасть.

Итак, позади довольно вальяжно, скрестив руки на груди, развалился на сиденье, судя по положению тела — высокий мужчина, крепкий, худощавый. Слегка бледная кожа, видневшаяся в отворотах джинсовой рубахи, подсказывала, что он либо откуда-то из холодных мест, либо провёл длительное время в закрытом помещении. Лицо, тёмное от суточной щетины, несколько узкое, поэтому мрачные тёмные глаза, поблёскивающие из-под слишком отросших, почти чёрных косматых волос, кажутся большими. Незнакомец сидел, слегка ссутулившись, отчего его нос, классически прямой, выглядел немного длинным, а рот — враждебно искривлённым.

Ливей пришёл в себя. Стараясь сделать это незаметно, он пару раз вдохнул и выдохнул, приводя дыхание в норму. После чего спокойно спросил:

— Кто вы и что вам надо?

— Я ищу Луис, — тихо сказал незнакомец. И равнодушно добавил: — И я очень рад, что вам и в самом деле за пятьдесят. — После чего мягко опустил руки из крестообразного положения. Мелькнули и пропали пистолеты, до сих пор спрятанные под мышками.

— Ничем не могу помочь, — спокойно сказал Ливей, стараясь унять нарастающую дрожь. — Она убежала из известного мне дома — и это единственное, что я знаю.

— Ливей, во время побега вы передавали ей номер своего вирта, — вкрадчиво сказал незнакомец. Ливей застыл, но выражение его лица не изменилось. Не дождавшись нужной реакции, мужчина сказал: — Луис бросилась спасать Прести, когда он ещё не был Прести. И на неё напали. Трое. Я отогнал. Так мы познакомились.

— А кто вы? — насторожённо спросил Ливей.

— Меня зовут Дэниел, — уже раздражённо отозвался мужчина.

— Мне очень жаль, но… — начал Ливей.

Дэниел мягко улыбнулся. Ливей заворожённо засмотрелся на мелькнувший оскал, необычный прикус которого напоминал крысиный…

Словно он только что спокойно переговорил с лучшим другом, Дэниел легко сказал:

— Отвези меня. К Луис.

— Я не знаю, где она, — покачал головой Ливей, не сводя глаз с этой сумасшедшей, страшной улыбки и сам того не чувствуя, как поднимает от напряжения плечи.

— Ты не выйдешь из этой машины, пока я не увижу Луис.

— Но я правда не знаю, где она! Пожалуйста, поверьте!

Немного помедлив и вздёрнув уголок верхней губы уже в откровенно волчьем оскале, Дэниел предложил:

— Тогда найди тех, кто тебя проведёт к ней.

У Ливея мелькнуло безрадостно-насмешливое: «Он что — мысли читает?!» Против воли у него вырвалось:

— Почему вы решили?.. — Он не договорил в надежде узнать, что именно имел в виду этот странный и страшный человек.

— Если бы я хотел её спрятать, но быть честным, действовал примерно так же.

— Хорошо. — Успокоившись, Ливей упрямо сказал: — Мне надо подумать.

— Думайте, — ровно ответил Дэниел.

Они ехали молча, пока Ливей не свернул в одном месте — на стоянку. К ним немедленно поспешил дежуривший здесь управляющий.

— Попробуешь сбежать… — не договорил Дэниел.

Ливей взглянул в зеркальце: предплечья мужчины внешне отяжелели — он приподнял невидимое за спинками сидений оружие. Садовод поспешно покачал головой.

— Нет, я не выйду!

Подбежавшему дежурному сторожу он выдал небольшую сумму, предупредив, что ему нужно постоять здесь недолго для ожидаемого разговора. Тот почти сразу удалился. Ливей ожидал, что Дэниел спросит, что разговор и с кем у садовода намечается. Но тот промолчал, выжидательно глядя на Ливея. А садовод опустил стекло, через которое разговаривал с дежурным при стоянке, затем опустил пассажирское место рядом с собой и повернулся к Дэниелу боком — так, чтобы видеть его полностью, перейдя на «медитативное зрение». Дэниел же, ни о чём не спрашивал, лишь ещё чуть опустил голову, не спуская с Ливея глаз, угрюмо поблёскивающих в тени от волос.

Ливей «разглядывал» его и начинал понимать. Перед ним человек, который не доверяет никому. Который привык решать свои проблемы напрямую и сразу. Который сам себе проблема. И — одиночество. Человек страстный, но привыкший смирять свои страсти. Измученный поиском пути, но так и не нашедший его. Воин, заплутавший в метели. Но упрямо идущий в одном направлении, веря, что прямая дорога выведет.

Вздохнув, Ливей спросил:

— Где ты живёшь, Дэниел?

Мужчина тоже коротко вздохнул. Кажется, от неожиданности. Очень уж внезапно прозвучал вопрос Ливея. И, кажется, Дэниел растерялся, хотя привычная маска бесстрастия помогла ему скрыть — почти — эту растерянность.