Император Галерий: нацлидер и ставленник тетрарха. Книга вторая. Лавры не жухнут, если они чужие

Айдас Сабаляускас

– Потому что ты, скотина, с закрытых пьяных фуршетов и олигархических посиделок сутками не вылезаешь, дёргая там за ниточки заговора. И Ормизд туда частенько по твоему совету захаживает. Мнишь себя политическим Демиургом?

– Не велите казнить, великий Царь царей, велите миловать! Свою… эээ… вашу долю я резервировал в потайных закромах лишь для того, чтобы никто не умыкнул и чтобы в грядущие времена без утайки перечислить в фонд, на который вы некогда указали мне пальцем. Я ж ни копейки не сокрыл! – снова упал оземь и подполз к ногам абсолютного монарха главный министр Ирана и не-Ирана. Он не на шутку испугался, будучи вдоль и поперёк повязан с державно-монополистической элитой толстыми канатами,

тонкими верёвками и невидимыми нитями: откаты за госзаказ, взятки за лоббирование, общий легальный и теневой бизнес. Персидский олигархат рвался к прямой без расшаркиваний и экивоков власти через визиря и Ормизда.

– И вообще я хотел вывести всех заговорщиков на чистую воду! – резюмировал вазург-фраматор.

– Будем считать, что вывел…

«А не зарезать ли мне этого Нарсе прямо сейчас? Ормизд наверняка скажет спасибо. Впрочем, во дворце верная шахиншаху охрана – живым отсюда не уйти, да я и не дамся, да и кинжала с собой нет, на входе пришлось бессмертным оставить. Казнить нельзя помиловать – до этого я смог додумкать. Или, если вдруг улизну, Ормизд сделает козлом отпущения и отправит в расход, чтобы самому морально оправдаться! Куда ни кинь – всюду клин! Ах, какой я умница!», – отрефлексировал великий визирь и притормозил на поворотах с новыми месседжами. Впрочем, все ключевые уже прозвучали или были разгаданы отнюдь не только лишь сегодня.

Шахиншах же словно подобрел:

– Не пугайся, хамство твоё, конечно, отмечу, возьму на заметку, но ко львам не отправлю, ибо я решил объявить об отречении. Однако знай, что если кто раньше моей официальной отставки что-то против меня вякнет – голова с плеч! Подтверждаю твои мысли: вокруг и рядом в этих чертогах много верной мне охраны. Мои непобедимые ангелы-телохранители всегда во всеоружии и ночуют, будучи наготове, в палатах дворца, не раздеваясь и не разоружаясь. Слышишь, как позванивает их оружие? Это дамасская сталь! Меня голыми руками не возьмёшь! Врёшь! Элита, я тебя почищу, но ты не раскалывайся! Это был мой месседж! Так всем и передай! Сасаниды должны лет четыреста править, не меньше, пусть и прерывисто… эээ… с перерывами на обед! Перед отречением от престола я хочу узнать всю правду о моём великом отце. Созови мне его биографов! Такова моя последняя воля! Только не смей говорить мне, что таковых в державе не осталось! И даже не заикайся и не зарекайся, что таковых отродясь не было! Они есть в Иране и не-Иране! Мы – культурная нация! И больше никаких сказочников и сказителей, таскавших тяжёлые бревна вместе с Лениным, в мой дом не впускать! Правду, правду и ничего, кроме правды! Мне нужна только объективная информация, научно верифицированная серьёзными историками, сдававшими анализы… эээ… сделавшими глубокий анализ!

– Значит ли это, что нужно выписать из Рима модных нынче во всём научном мире профессоров и докторов Мяу и Яузака? Они хоть и нечестивцы, но космополиты.

– Этих не надо! Они эксперты… эээ… болтуны по другому профилю. Они сказители от экономики, об этом вся мировая наука… эээ… болтология знает. А сказочников у меня и без них полон мозг.

– Они мозгокруты по всякому профилю, если им хорошо заплатить и должности повыше, позвончей и побездельней в синекурах придумать. Мяу и Яузак на любые случаи жизни пригодны и всегда подскажут, как сделать правильно. Подскажут так умело, чтобы ещё и самим с перворимских должностей не слететь, по кутузкам не разлететься и в них не загреметь. И чтобы в грядущем Третьем Риме поверху плавать! Они – светила и наше будущее! Посему и нам сгодятся! – сел на своего конька визирь державы, успокоившись, что пронесло и гроза миновала.

– Я сказал, люминий – значит, люминий! Так мой брат и кумир всегда любил говаривать! Мяу с Яузаком – побоку! Долой аффилированных пустобрёхов, изображающих из себя вершины независимых сущностей! – как будто не своим голосом отрезал Нарсе. – А сейчас я буду спать, ибо ночь наступает на двор! Она уже за окном, сам посмотри, вазург-фраматор! Всё пространство заполонила – с неба до грешной земли.

Глубоко за полночь, когда шахиншах погрузился в грёзы, в его опочивальню снова маковым сгустком, энергетическим, как и прежде, просочился Гипнос:

– Ты хотел послушать об отце. Но узнай сначала о своём деде, об Ардашире Папакане. Начинать надо с истоков! Я поведаю тебе всю правду, только правду и ничего, кроме правды! Ты же её хотел, не правда ли? Лишь мы, Боги, можем заглядывать в такое прошлое, каким оно было на самом деле, даже если было иным. Вам, смертным, самостоятельно туда не заглянуть!

«И откуда же пошла есть моя династия, мой род?» – непонятно почему во сне задался вопросом Нарсе.

– От Сосуна пошла есть твоя аристократически-столбовая патрицианская фамилия… эээ… от Сасана. Он был последним отпрыском посконных царей, правивших в местных краях аж до завоевательных походов и времён Александра Македонского. Вашему роду не семьдесят лет, а века и столетия, столетия и века! Да что там лукавить, от шумерских царей твой род! Имя ему – тысячелетия! Ты от самого энси Гильгамеша проистекаешь! И раньше него! От древних укров! А если копнуть ещё глубже, то и от обезьяны, которую труд превратил в человека! Да будет бессмертен твой царский род, да им благоденствует персидский народ.

«Ну, слава Богу, Юпитеру… эээ… Ахуре Мазде, что мы персидские… эээ… иранские! И шумерские! И древнеукрские! И что от обезьяны… кхе-кхе… тьфу! – отчего-то во сне подумал Нарсе. – Но почему моя память влечёт меня в армянские горы и к армянам? Может, потому, что все они – тоже персы и иранцы? И кто такой Мовсес Хоренаци, который и на свет-то ещё не народился?» – продолжал во сне задаваться вопросами иранский владыка, но сомнений в существовании Гильгамеша, шумеров и древних укров у него ни на йоту не возникло. Не прельстило лишь четверорукое млекопитающее.

– Папак, царь Парфии-Парса, был не отцом, а дедом твоего деда! Поэтому Ардашир на самом деле никакой не Папакан! Вот в чём вся соль! В ней зарыта истина! Собак сюда не впускали! Но, чтобы тебе было привычней и удобней воспринимать мою правду, буду его именовать только так: Папаканом. Я расскажу тебе всю правду со времён царя Гороха… эээ… Папака и Папакана. Как я тебе уже случайно проговорился, Сасан был тайным наследником всех посконных, известных и не известных в истории мира царей. Но так уж сложилась судьба, что поначалу он служил простым и скромным пастухом у Папака. Твой любимый брат и кумир Галерий тоже некогда был всего лишь рогулем-козо– и овцепасом, пусть и не у сего Папака, а сам у себя. Впрочем, Галерий, по мнению одного из моих Божественных собратьев, не только был, но и остался рогулем.

Тут то ли с пастбищ Лациума, то ли из долин Аркадии в опочивальню нечестивого персиянина вдруг ворвался Фавн-Пан (сначала сам, а потом подтянулся и его энергетический сгусток):

– Это моя вотчина! Моя сфера интересов и мой ареал! Ты не туда забрался! Пастух – это звучит гордо! Я могу помочь всем очиститься от смертной скверны! Ближе к природе, ребята! Айда в мои рощи, равнины, предгорья и горы! Попляшем вместе, а я поиграю всем на своей дудочке-свирели.

– Изыдьте же прочь, злостные дивы! – во сне прокричал Нарсе, по-прежнему не понимая, откуда у него такие буйные позывы, ибо римско-эллинских Богов он не видел, не слышал, и они ему даже не грезились.