Император и шут
Шрифт:
Ты не представляешь, как я боялся, что ты все-таки успеешь к сроку и помешаешь свадьбе. Нет, не спеши с выводами! Помни, Олибино объявил Инос умершей.
Этот телепатический диалог длился не более мгновения.
— Для нас высокая честь лицезреть вас, ваше всемогущество, — говорил император, и лицо его все больше мрачнело При одной только мысли, что, как бы он ни был измучен, Придется-таки иметь дело с Четверкой.
— Да какая уж там «честь», ваше величество, — фыркнул Литриан, развалившись на троне. — Мы же не на твой вызов собираемся. Надеюсь, все присутствующие понимают тонкость этого различия?
Ах, вот как! Восток лгал? — прорычал Рэп.
В магическом пространстве прозрачная голубизна летнего неба мгновенно переменилась на свинцово-фиолетовые тона — таков был ответ Литриана:
Понял наконец? Разумеется, лгал, пытаясь выпрыгнуть из огня, но попал в полымя! Потому-то и отослал ее в Зарк. Ринься девица в Империю, он пошел бы на что угодно. Ее замужество стало для нее спасением. Тебе бы следовало поблагодарить меня. Ведь успей ты тогда и проиграл бы все подчистую! А теперь кое-что и переменить можно!
Плут! Записной плут!
Ярости Рэпа хватило, чтобы сразить Калкора. Но достанет ли у него сил для расправы с этим ухмыляющимся, наглым эльфом?
Уставший и хмурый Эмшандар вещал с трона, цитируя Протокол:
— Совет может быть созван в любое время дня и ночи императором или Хранителем Дня. Сегодня, ваше всемогущество колдун Литриан, ваш день.
— Вот я и воспользовался своей привилегией, — заявил эльф, пока присутствующие, приветствуя его, кланялись или делали реверансы, — так как накопились некоторые серьезные вопросы, в частности неправомерное использование колдовства.
Рэп изо всех сил боролся с гневом и потому лишь краем уха расслышал откровенную угрозу Хранителя. К тому же всесторонне оценить слова Литриана фавну мешала сумятица двухуровневых потоков образов и речей. А эльф, несомненно, постарается все запутать еще сильнее.
Как ты недоверчив! — уставясь на Рэпа, издевательски взвыл Литриан, одновременно в реальном пространстве томно взмахнул рукой и представил:
— Наш возлюбленный западный брат, его всемогущество колдун Зиниксо.
Берегись его, мастер Рэп, — доверительно шепнул эльф фавну. — Он безмерно могущественен и исключительно опасен.
Гном стремительно материализовался, одновременно возникнув и на Алом троне, и в магическом пространстве. И там и там раздражительный Зиниксо сердито хмурился. Незначительный рост гнома и тога цвета тлеющих угольков или — что, пожалуй, точнее — предштормового заката неба делали его похожим на ребенка, забравшегося в отцовское кресла так что ни о какой внушительности и речи не было.
Иное дело в магическом пространстве. Там Хранитель Запада выглядел куда как грозно: коренастый, длиннорукий, с увесистыми кулачищами, с мускулистой, волосатой грудью, он возвышался нерушимой гранитной скалой. По сравнению с зыбкой тенью Калкора и почти подобным облаку образом Литриана монолитность Зиниксо внушала по меньшей мере почтение. Если мерой оккультной мощи была видимая плотность в пространстве, тогда гном действительно являлся опасным противником.
Мыслил Зиниксо не менее тяжеловесно, чем выглядел. Рэп лишний раз убедился, что эльфы и гномы абсолютно несовместимы. Вместо света — тьма глубоких и обширных пещер, где каждый выступ, глыба камня или яма таят опасность; сплошные извивающиеся лабиринты темных коридоров, стены которых — неуклюжие каменные блоки, сложенные в баррикады или крепостные валы. До какой степени эти образы принадлежали исключительно Зиниксо, а не являлись характеристикой всех гномов, Рэп не знал, но подозрительность шипела с каменных круч, как клубок ядовитых змей из тумана.
Мы снова встретились, ваше всемогущество, — окликнул Рэп Зиниксо и поклонился.
Наглость фавна породила мерзостный скрежет пары громадных камней. Ответ прозвучал, точно скрип мельничных жерновов:
Знал же я, что должен убить тебя, пока у меня имелся такой шанс. Проклятая колдунья обманула меня.
Я не стремлюсь навредить тебе, — настаивал Рэп, с грустью понимая, что ему не поверят.
Эльф и гном устроили друг с другом тяжбу за фавна. Лиловые колючки брызнули снизу вверх, разделив пространство надвое, и Рэп ощутил, что его тянут сразу с обеих сторон, явно пытаясь затолкать на одну из половинок... Но Рэп не пожелал выбирать между Зиниксо и Литрианом — предпочтя остаться нейтральным. Поколыхавшись, изгородь лавандовых искр иссохла. Только сейчас Рэп подумал, что и он тоже как-то выглядит в магическом пространстве. Другие колдуны, безусловно, видят его, а вот он сам себя мог только ощущать и с сожалением должен был признать, что особой твердости не чувствует. Кроме того, Рэп не очень хорошо умел скрывать свои мысли.
Между тем и император и придворные с готовностью повернулись к северной части Круглого зала.
— Ее всемогущество Блестящая Вода, — возвестил эльф.
На Белом троне объявилась миниатюрная красавица, закутанная в ткань, уложенную замысловатыми складками, каждая из которых сияла, как свежевыпавший снег под утренним солнцем в ясный морозный день. Зеленый оттенок кожи, присущий гоблинам, на ее обнаженных руках был едва заметен; черные волосы взбиты в замысловатую прическу, украшенную тиарой из мерцающих бриллиантов.
Однажды Рэпу довелось увидеть старую каргу обнаженной, и он сохранил память о том, как был тогда напуган. Хрупкий, костлявый реликт, вынырнувший сейчас перед ним в магическом пространстве, был неизмеримо старше прежде виденного, к тому же в нем не осталось уже ничего человеческого. Так что, кроме отвращения и ужаса, иных чувств у фавна не возникло. Возраст колдуньи исчислялся столетиями. Рэп ясно видел, что Блестящая Вода систематически и очень старательно латает себя колдовством, как только какой-нибудь ее орган выходит из строя.
Вместе с гоблиншей явился ужас. Ее ментальный портрет был даже хуже гномьего. Не тьма пещер, а бледные тела мертвецов... мальчики, корчащиеся в муках под пытками... тонущие люди... шайка насильников... Смерть! Три столетия разложения и тлена — чума и паника, кровопролитие и одинокая старость. Тайна ее сумасшествия — рок, от которого она ускользала так долго. Страх перед ним вкупе с ожиданием его прихода прочно владел Хранительницей. Что же еще можно было ожидать, если три сотни лет Блестящую Воду интересовала исключительно смерть?