Император и шут
Шрифт:
— Всякая кровь алая, — произнес помощник посла вторую часть пароля, полагая, что его собственная в данный момент посинела.
— И красивая, — ответил гребец.
Губы гребца заметно побледнели от холода: видимо, одних кожаных штанов все же недостаточно для такой промозглой погоды. Но пряди тяжелых золотисто-льняных волос, даже намокнув, не потемнели. Темно-синие, как сапфиры, глаза блестели высокомерием. Странно, но обветренное лицо джотунна было чисто выбрито. Впрочем, его внешность ничем сверхъестественным не отличалась.
Радуясь, что слова пароля верны, и с чувством огромного облегчения, что утренние бдения на захолустном мыске окончены и ему не понадобится сюда возвращаться, Виргорек мял, в руках мешочек.
— Забирайся, — велел незнакомец, указав пальцами на нос лодочки.
Джотунн не очень-то жаждал плыть невесть с кем, но, как только пальцы молодца сомкнулись на рукоятке торчащего из-за пояса кинжала, быстро вскарабкался на борт.
Несколькими мощными гребками джотунн вывел суденышко на глубокую воду. Затем вытащил весла и оставил челнок плясать на волнах. Не без труда поднявшись с банки, он отступил на корму, лаконично бросив:
— Греби ты. Согрейся.
«Трясясь и от холода и от страха, Виргорек бочком пробрался на освободившееся место на банке. Находясь нос к носу с этим пиратом, помощник посла не переставал спрашивать себя, точно ли Хаб — худший в мире город и действительно ли дипломатическая карьера — неподходящая судьба для уроженца Нордландии?
— Передай мне мешок, — приказал незнакомец.
— Я могу передать его лишь лично тану.
Ледяной сапфировый взгляд пронзил Виргорека, как удар копья.
— Я ему передам, — пообещал незнакомец.
«Кто-нибудь из приближенных Калкора, и из самых доверенных, — предположил Виргорек. — А коли так, убьет не моргнув глазом».
Беспрекословно передав мешок с документами в руки лодочника, бедолага взялся за весла. Немало воды утекло с тех пор, как он последний раз сидел в лодке, но недаром считается, что джотунн учится грести прежде, чем драться, а драться — прежде, чем говорить. Желая покрасоваться перед спесивым юнцом, Виргорек лихо взялся за дело и вскоре почувствовал, как кровь быстрее побежала по жилам, и он стал согреваться.
Пират, напротив, должен был бы окоченеть на промозглом ветру, но он словно не замечал холода. Странный незнакомец устроился на корме и в течение нескольких минут молча сверлил новоявленного гребца ледяным взглядом. Затем статуя железных мускулов наклонилась и извлекла третье весло. Компаса у пирата не было, но он вставил свое весло в рулевое управление и стал править в непроглядном тумане. Куда ни глянь, мир заканчивался где-то не более чем в кабельтове от лодки, но и это не поколебало хладнокровия джотунна. Он вообще выглядел так, будто вовсе не способен был о чем-либо беспокоиться.
Скоро Виргореку стало жарко. За годы столичной жизни он позволил себе изнежиться, и теперь уставшие лопатки возмущенно ныли, мозоли и содранные ладони саднили, а руки, ходившие как рычаги, налились тяжестью... Но самосохранение подсказывало ему не сбавлять темпа.
— Сколько еще? — не выдержав, выдохнул Виргорек.
— Прилично, — усмехнулся незнакомец.
Свободной рукой пират дернул шнурок мешочка и стал пальцами вылавливать из него свитки. Не вскрывая писем, он пристально разглядывал восковые печати, словно читая надписи на них. Редко кто из джотуннов знал буквы и мог складывать их в слова, глаза моряков не были приспособлены к столь кропотливой работе.
«Меня-то зачем дурачить? — недоумевал Виргорек, наблюдая странное поведение незнакомца. — Смотрит, словно читает, а губами не шевелит. Ладно, промолчу, пусть лучше думает, что обманул». Выбрав из всех свитков один — охранную грамоту, пират спрятал ее в мешочек, а письмо императора выбросил за борт, не распечатывая. Виргорек дернулся было протестовать, но — передумал. Однако когда третий свиток — письмо посла — отправился за вторым, джотунн не выдержал.
— Эй! — выкрикнул Виргорек, перестав грести. Он с тревогой следил за качающимися на воде свитками пергамента и гадал, успеют ли смыться чернила, если документы побыстрее вытащить.
— Что «эй»? — вонзились в помощника посла сапфировые глаза незнакомца.
— Это важно!
— Нет. Здесь всего лишь предупреждения Калкору о ловушке, которую устраивает ему Империя. Это он и сам знает.
Неожиданно пират улыбнулся.
Виргорека мороз по коже продрал; не понравилась ему эта улыбка. Джотунн погрузил весла в воду и вновь начал торопливо грести. Годами живя среди импов, он привык чувствовать себя человеком значительным, но, оказавшись наедине со странным незнакомцем в маленькой, укутанной в туман лодочке посреди бескрайнего океана, Виргорек задался вопросом — не окажется ли он вскоре сам в роли очередного ненужного свитка? Такие мысли навевали тоску и быстро лишали самоуверенности.
— Зачем он это делает?
— Делает что? — Голубые глаза расширились, а улыбка стала еще ласковее.
— Едет в Хаб! Добровольно лезет в когти Империи! Они же никогда не позволят ему уйти просто так!
— Кто знает?.. — по-прежнему улыбался пират. — Послушай, я еще ни разу не встречал храбреца, который бы спросил об этом.
Весла скрипели. Вода за бортом шипела. Ветер в ушах свистел. Виргорек измучился, махая веслами, и искренне жалел о былом энтузиазме.
Незнакомец шевельнул рулевым веслом, лодочка юркнула вбок, но и при новом курсе их обволакивал все тот же вездесущий туман.
— Почему бы тебе не спросить его? — с милой улыбкой поинтересовался пират. — Скоро мы поднимемся на корабль.
У Виргорека от ужаса даже в глазах потемнело. Впервые в жизни он почувствовал настоящий страх.
— Нет! — прохрипел джотунн. — Не думаю, что я это сделаю.
— Тогда ты даже, возможно, снова увидишь землю, — любезно пообещал тан Калкор, — но только если будешь грести порезвее, чем сейчас.
4
С осенними дождями к Экке всегда возвращался ревматизм. В этом году боли были исключительно сильными и на редкость мучительными. Как ни крепилась Экка, но недуг уложил ее в постель. И теперь она скучала под теплым одеялом, откинувшись на гору подушек, и грела ноющие суставы горячими кирпичами, завернутыми во фланель. Утром она имела глупость потребовать зеркало. Одного взгляда хватило, чтобы отравить ей настроение на целый день: янтарные зубы определенно не сочетались с серым цветом увядающей кожи.