Император Юлиан
Шрифт:
День уже клонился к вечеру, когда мы въехали в первое галльское селение высоко в горах по другую сторону Альп. Желая приветствовать меня, жители высыпали на улицу. Они украсили свою деревню множеством венков из сосновых и еловых ветвей, которые развесили на веревках, протянутых через улицу от дома к дому. Призываю в свидетели Гермеса: когда один из этих венков оторвался и упал мне прямо на голову, он пришелся точно впору, как корона! Я остановился как вкопанный, не понимая, что случилось. Сначала мне показалось, что меня ударило по голове веткой, но, подняв руку, я нащупал венок. При виде этого чуда у крестьян глаза полезли на лоб. Даже мои расхлябанные солдаты подтянулись, а Евферий, ехавший рядом, прошептал:
– Видишь? Сами боги предвещают тебе венец.
Я ничего не ответил, но и венка не снял. Сделав вид, будто ничего не произошло, я двинулся дальше; галльские крестьяне с удвоенной силой приветствовали меня радостными криками.
– Завтра об этом узнает вся Галлия, - заметил Оривасий. Я кивнул и добавил:
– А послезавтра Констанций.
– Но даже эта мысль не испортила мне настроения. Я пришел в отличное расположение духа. Был чудесный зимний день, да еще этот знак благоволения богов…
Через галльские города я ехал с триумфом; хорошая погода держалась, пока мы не достигли ворот Вьена, - тут с севера нанесло черные тучи, подул резкий ветер, и в воздухе запахло снегом. Закутавшись в плащи, мы переправились через черные воды Роны и в третьем часу дня вступили в город. Несмотря на холод, улицы были заполнены людьми. Их ликование меня удивляло. Констанций внушал людям благоговение и страх, я же, казалось, - одну только любовь… Я упоминаю об этом не из тщеславия, а как о необъяснимом факте. Народ ничего обо мне не знал, я вполне мог оказаться вторым Галлом - и тем не менее меня приветствовали восторженными кликами, будто я одержал важную победу или привел в город хлебный обоз! Я не мог этого объяснить, но их любовь меня окрыляла.
Возле храма Августа и Ливии толпа вытолкнула на мостовую слепую старуху. Потеряв равновесие, она ухватилась за моего коня, подоспевшая охрана отшвырнула ее в сторону, и она упала.
– Помогите ей, - приказал я, и охранники поставили ее на ноги.
– Кто это?
– громко спросила слепая.
– Цезарь Юлиан!
– крикнул в ответ кто-то из толпы. Тогда, обратив свой невидящий взор к небесам, старуха провозгласила голосом пифии: - Он отстроит храмы богов!
– Потрясенный, я пришпорил коня и погнал его через толпу, а в ушах все звенели эти вещие слова.
Наша встреча с Флоренцием состоялась в главном зале дворца, которому предстояло стать моей резиденцией, - впрочем, до дворца этой небольшой вилле было далеко. Флоренций принял меня очень учтиво… да-да, именно так, он принял меня, а не наоборот. С самого начала Флоренций дал мне понять, что власть в провинции принадлежит ему, хотя я был цезарем, а он всего лишь преторианским префектом.
– Добро пожаловать в Галлию, цезарь, - произнес он, как только мы обменялись приветствиями. Он не удосужился позвать на эту встречу кого-либо из сенаторов или хотя бы чиновников: его сопровождали только несколько офицеров. Со мной был один Оривасий.
– Какой теплый прием в столь холодную погоду, префект, - ответил я.
– Жители города, по крайней мере, были рады меня видеть.
– Слова "по крайней мере" я особо подчеркнул.
– Мы все, все очень рады, что Август счел возможным возвысить тебя и прислать к нам в знак своей благосклонности к Галлии.
– Флоренций был невысок, лицо смуглое, с резкими чертами. Особенно мне запомнились его жилистые, волосатые, как у обезьяны, руки.
– Август будет рад узнать, что ты одобряешь его решение, - сухо проговорил я и, пройдя мимо него, уселся в единственное кресло в зале, стоявшее на небольшом возвышении. Мой поступок произвел впечатление: офицеры переглянулись. Флоренций, однако, сохранял невозмутимый вид, хотя я демонстративно сел в его кресло.
– Представь своих офицеров, префект, - продолжал я настолько сдержанно, насколько позволял мне мой темперамент. Флоренций повиновался. Первым он представил мне Марцелла, начальника штаба галльской армии. Тот небрежно отдал мне честь. Следующим был Невитта, голубоглазый силач-франк с мощным, как труба, голосом, отличный командир. Сейчас он сопровождает меня в походе, но тогда во Вьене он выказал мне такое презрение, что я понял: если сейчас же не дам достойного отпора, мне следует отбросить все помыслы о власти. Либо я цезарь, либо ничто. Повернувшись к Флоренцию, я, тщательно подбирая слова, заговорил: - Префект, мы не настолько удалились от столицы, чтобы цезарю не оказывали надлежащих почестей. Хотя наши войска отброшены от Рейна, здесь не полевой лагерь, а столица провинции. Впредь получше наставляй офицеров в верности воинскому долгу, а сейчас покажи им личным примером, как должно себя вести в присутствии царственной особы.
Сам Констанций не сделал бы лучше, и, честно говоря, мой высокомерный тон соответствовал моему душевному состоянию. Я не сомневался, что приехал в Галлию на верную гибель, и был намерен умереть как можно достойнее, не посрамив высокого титула.
Флоренция мои слова удивили. Офицеров они испугали, а Оривасия просто поразили… Удивительно, какое наслаждение испытываешь в те редкие минуты, когда удается каким-нибудь поступком поразить старого друга.
В замешательстве Флоренций промедлил с исполнением моего приказа. Тогда, стараясь как можно точнее подражать Констанцию, я поднял правую руку и, указывая пальцем на пол перед собой, грозно изрек:
– На нас пурпур.
Гремя доспехами, военные пали предо мною на колени. Флоренций, с перекошенным от злобы лицом, последовал их примеру и поцеловал край пурпурной хламиды. Так началась наша с ним вражда, которой было суждено продлиться целых пять лет.
Констанций вовсе не был намерен фактически передавать мне власть над Галлией. Мне предназначалась чисто церемониальная роль: хотя государь не может прислать для защиты Галлии войско, он, по крайней мере, прислал своего кровного родственника с тем, чтобы перепуганное население провинции, сплотившись вокруг него, могло дать захватчикам отпор. Вся реальная власть принадлежала Флоренцию. Он командовал армией из Вьена, а его гонцы осуществляли связь между разбросанными по Галлии легионами. В то время большинство из них отсиживалось в крепостях: германцы держали в осаде все сколько-нибудь значительные города и укрепления от Рейна до Северного моря.
Не далее как в прошлом году я разбирал секретные архивы Констанция (занятие, должен заметить, увлекательное, хотя и не всегда приятное, особенно когда читаешь, что о тебе говорят за глаза) и наткнулся на инструкции, данные им Флоренцию. Когда я с ними ознакомился, мое отношение к префекту изменилось в лучшую сторону. Оказывается, он всего лишь исполнял указания императора. Констанций писал ему (я цитирую по памяти, так как документы остались в Константинополе), что его "возлюбленный брат цезаря Юлиан" - новичок в военном деле и не имеет никакого административного опыта. Посему Флоренцию надлежит неустанно поучать и наставлять новоиспеченного правителя, оберегая от злонамеренных советчиков и неверных решений. Другими словами, меня следовало обучить азам науки управления. По той же причине мне не дозволялось командовать войсками; кроме того, император предписывал преторианскому префекту следить, не проявляю ли я "амбиций", - чисто римское слово, эквивалента которому нет ни в одном языке. Означает оно честолюбивые устремления, могущие повредить престолу.
В первый год моего пребывания в Галлии я действительно многому научился - не только военному делу, но также искусству молчать и терпеливо ждать своего часа. В этом я вполне мог бы потягаться с самим Одиссеем. На военный совет меня не допускали, но время от времени мне докладывали в общих чертах стратегическую обстановку. Она была неутешительной. Хотя галльская армия была достаточно велика, Флоренций и не думал проверить ее в бою. Мы бездействовали. К счастью, Кнодомар следовал нашему примеру. Он так и не предпринял обещанного наступления и тем самым показал, что ему вполне достаточно прирейнских земель и крупнейших галльских городов. Я жаждал схватиться с ним в бою, но под моим началом не было ни единого солдата, не считая моей, с позволения сказать, доблестной охраны, прибывшей со мной из Италии. Кроме того, я крайне нуждался в деньгах. Обещанное жалованье должно было поступать ежеквартально, но комит государственного казначейства вечно запаздывал с выплатой. Поэтому первый год в Галлии я жил почти исключительно в долг - а в долг дают не так-то легко, когда ходят слухи, что ты в немилости и тебя в любой момент могут отозвать. Я был также раздражен, узнав, что моя вилла оказалась вовсе не дворцом цезаря, а просто домом для гостей, где обычно останавливались прибывшие с официальным визитом должностные лица. Сам дворец стоял на берегу Роны; там жили в роскоши Флоренций и его многочисленный двор. Флоренций жил, как цезарь, а я - как бедный родственник, но многое искупало общество Оривасия, а в марте из Афин приехал Приск.