Императорская Россия в лицах. Характеры и нравы, занимательные факты, исторические анекдоты
Шрифт:
Сумароков сделал вид, что не понял намека.
(РА, 1874. Вып. XI)
Никто так не умел сердить Сумарокова, как Барков. Сумароков очень уважал Баркова, как ученого и острого критика, и всегда требовал его мнения касательно своих сочинений. Барков, который обыкновенно его не баловал, пришел однажды к Сумарокову. «Сумароков великий человек! Сумароков первый русский стихотворец!» – сказал он ему. Обрадованный Сумароков велел
(А. Пушкин)
Александр Петрович Сумароков, имея тяжебное дело с генерал-майором Чертовым, в письмах к нему подписывался: «Александр Сумароков, слуга Божий, а чертовым быть не может».
(РС, 1872. Т. V)
Однажды на большом обеде поэт Александр Петрович Сумароков спросил присутствующих:
– Что тяжелее: ум или глупость?
Ему отвечали:
– Конечно, глупость тяжелее.
– Вот, вероятно, оттого батюшку моего и возят цугом, в шесть лошадей, а меня – парой.
Отец Сумарокова имел чин бригадира, что давало право ездить в шесть лошадей. Штаб-офицеры ездили четверкой с форейтором, а обер-офицеры – парой. Сумароков был тогда обер-офицером.
На экземпляре старинной книжки: «Честный человек и плут. Переведено с французского. СПб., 1762» записано покойным А. М. Евреиновым следующее: «Сумароков, сидя в книжной лавке, видит человека, пришедшего покупать эту книгу, и спрашивает: «От кого?» Тот отвечает, что его господин Афанасий Григорьевич Шишкин послал его купить оную. Сумароков говорит слуге: «Разорви эту книгу и отнеси Честного человека к свату твоего брата Якову Матвеевичу Евреинову, а Плута – своему господину вручи».
На другой день после представления какой-то трагедии сочинения Сумарокова к его матери приехала какая-то дама и начала расхваливать вчерашний спектакль. Сумароков, сидевший тут же, с довольным лицом обратился к приезжей даме и спросил:
– Позвольте узнать, сударыня, что же более всего понравилось публике?
– Ах, батюшка, дивертисмент!
Тогда Сумароков вскочил и громко сказал матери:
– Охота вам, сударыня, пускать к себе таких дур! Подобным дурам только бы горох полоть, а не смотреть высокие произведения искусства! – и тотчас убежал из комнаты.
В какой-то годовой праздник, в пребывание свое в Москве, приехал он (Сумароков) с поздравлением к Н. П. Архарову и привез новые стихи свои, напечатанные на особенных листках. Раздав по экземпляру хозяину и гостям знакомым, спросил он об имени одного из посетителей, ему неизвестного. Узнав, что он чиновник полицейский и доверенный человек у хозяина дома, он и его одарил экземпляром. Общий разговор коснулся драматической литературы; каждый возносил свое мнение. Новый знакомец Сумарокова изложил и свое, которое, по несчастью, не попало на его мнение. С живостью встав с места, подходит он к нему и говорит: «Прошу покорнейше отдать мне мои стихи, этот подарок не по вас; а завтра для праздника пришлю вам воз сена и куль муки».
(«Из жизни русских писателей»)
Под конец своей жизни Сумароков жил в Москве, в Кудрине, на нынешней площади. Дядя (И. И. Дмитриев) мой был 17-ти лет, когда он умер. Сумароков уже был предан пьянству без всякой осторожности. Нередко видал мой дядя, как он отправлялся пешком в кабак через Кудринскую площадь, в белом шлафроке, а по камзолу, через плечо, Аннинская лента. Он женат был на какой-то своей кухарке и почти ни с кем не был уже знаком.
(М. Дмитриев)
Екатерины славный век
Когда составлялся заговор в пользу Екатерины II, многие опасались фельдмаршала графа Кирилла Григорьевича Разумовского, полагая его с противной стороны; наконец недоумение разрешилось следующим образом: после обеда, когда граф по привычке лег отдохнуть, докладывают ему, что Григорий Григорьевич Орлов, производитель известного заговора, просит у него скорой аудиенции. Граф, перевернувшись на другую сторону, отвечал:
– Не говорить, а действовать должно.
В 1762 году, когда Екатерина II на лошади проезжала гвардейские полки для принятия присяги, княгиня Екатерина Романовна Дашкова следовала за ней. В сие время привезена была Андреевская лента, которую императрица возложила на себя, сняв бывшую на ней, Екатерининскую, и передав сию последнюю Дашковой, а потом, оглянувшись, увидела оную на плече княгини и, рассмеявшись, сказала:
– Поздравляю.
– И я вас поздравляю, – ответила смелая женщина.
(Из собрания П. Карабанова)
Когда Екатерина II отправилась из Петергофа в Петербург для принятия короны, Державин был гвардии солдатом и стоял на часах. Думала ли Екатерина, проходя мимо этого солдата, что это будет певец Фелицы, поэт, который прославит ее царствование!
(М. Дмитриев)
Государыня (Екатерина II) говаривала: «Когда хочу заняться каким-нибудь новым установлением, я приказываю порыться в архивах и отыскать, не говорено ли было уже о том при Петре Великом, – и почти всегда открывается, что предполагаемое дело было уже обдумано».
(А. Пушкин)
В Царском Селе
Однажды, в Царском Селе, императрица, проснувшись ранее обычного, вышла на дворцовую галерею подышать свежим воздухом. И тут увидела у подъезда нескольких придворных служителей, которые поспешно нагружали телегу казенными съестными припасами.
Екатерина долго наблюдала за этой работой, оставаясь незамеченной.
Наконец императрица крикнула, чтобы кто-нибудь из них подошел к ней.