Императорские изгнанники
Шрифт:
– Массимилиан, ты должен занять место Плацина, если он падет. И общее командование, если со мной что-нибудь случится.
– Да, префект.
Катон поднял руку и почесал бровь рядом с глазной повязкой. Область вокруг глазницы была покрыта синяками и была нежной на ощупь. Глаз все еще пульсировал, и до сих пор зрение не подавало никаких признаков улучшения. Трудно было смириться с тем, что он может остаться слепым на этот глаз до конца жизни, и на мгновение холодный ужас перед потерей второго глаза вызвал ледяные мурашки на его шее. Быть слепым казалось ему судьбой, худшей, чем смерть.
–
Плацин отсалютовал и пошел обратно к форту. Катон вернулся на вал в сопровождении Массимилиана. Среди скал и деревьев перед рвом не было видно никакого движения, но он заметил группу людей, стоявших на вершине скалы над ущельем, резко выделявшихся на фоне неба, когда они осматривали римские порядки.
– Они будут готовы к нашему приходу, - сказал Массимилиан.
– Это не поможет. Темнота скроет Плацина и его людей на протяжении большей части пути. Но как только поднимется тревога, они ударят по нашим парням со всех сторон.
*******
Когда два офицера возвращались в лагерь, Катон услышал звук приближающихся лошадей и, повернувшись, увидел Аполлония и его отряд, скачущих по дороге, по которой колонна прошла накануне. Пыль клубилась за ними, пока они приближались к лагерю. Когда агент увидел Катона, он вскинул руку и приказал остальным всадникам остановиться, затем перекинул ногу через седло и опустился на землю, а затем побежал к своему командиру, и в его лице читалось волнение.
– Есть успехи?
– спросил Катон.
– Ты, должно быть, один из тех, кому боги благоволят, господин.
– Аполлоний усмехнулся.
– Есть еще один путь в долину, не более чем в полутора километрах отсюда. Мы о нем даже догадаться не смогли бы. Так как мы пропустили его, когда проезжали мимо. Но это было до того, как мы наткнулись на пастуха.
– Пастух?
Аполлоний позвал, и один из всадников вышел вперед. Сначала Катон подумал, что перед седлом лошади лежит связка тряпья, но потом увидел движение и конечности, хлопающие по бокам животного. Всадник сошел с коня и бесцеремонно свалил свою ношу на землю. Раздался крик боли и пронзительный поток проклятий, когда дряхлый старик, одетый в лохмотья и рваную овчину, зашевелился и тяжело поднялся на ноги. Его лысая голова была выжжена солнцем до темно-коричневого цвета, так что мягко поблескивала, как полированное дерево. На его челюсти красовалась клочковатая борода, и, когда он ругал всадника, сбросившего его на землю, Катон увидел, что у него всего несколько зубов. Его лицо, руки и ноги были грязными, а впалые глаза слезились. Его лицо было в синяках и струпьях, а борода покрыта матовым налетом, похожим на засохшую кровь.
– Что это за существо?
– Катон усмехнулся.
– Говоришь, что это пастух?
Аполлоний усмехнулся.
– Так он утверждал, когда мы застали его врасплох. Он вел козу за деревья, так что кто может сказать правду? Я подумал, что он может рассказать нам что-нибудь полезное, и мы остановились поболтать. Оказалось, что Милопий знает здесь козью тропу, которая ведет на вершину хребта. Он показал мне, где она начинается. Я пошел по ней вверх на небольшое расстояние. Кажется, это вполне осуществимо.
Катон почувствовал, что его пульс участился, когда он повернулся к старику.
– Это правда?
Милопий сузил глаза и поднял шишковатый палец, тыча им в сторону Катона, говоря с едва понятным акцентом.
– Он сказал, ты вознаграждай меня, если я рассказать тебе!
– Награда? Конечно. Просто покажи нам этот путь.
– Что дать? Это первый.
– Назови, что ты хочешь, и оно твое, - нетерпеливо ответил Катон.
Старик проницательно оглядел его с ног до головы и склонил голову на одну сторону, как птица.
– Пятьдесят монет…
Катону показалось, что этот человек слабо понимает ценность своей просьбы.
– Ассы, сестерции или денарии? Выбирай сам.
Милопий почесал бороду, прежде чем заговорить.
– Как лучше.
– Пятьдесят денариев, значит. Серебряные монеты.
– И осла.
– И осел, согласен.
В глазах старика сверкнула жадность.
– Две осла!
– Не испытывай судьбу, старик. Монеты и осел – твои, если ты сможешь провести нас по тропе.
Милопий поморщился.
– Моя показывай тебе дороги. Но моя не пойти. Плохие люди. Жестоко. Они избивай Милопий. Забрать его стад. Остался только один коза. Моя покажи. Моя покажи тебе дорогу. Ты идти. Моя останься.
– Нет. Ты пойдешь с нами. И никаких фокусов, иначе не будет монет. И осла не будет. И мы покажем тебе, какими жестокими могут быть люди...
Черты пастуха исказились так, что его лицо стало похоже на крупный грецкий орех, и он неохотно кивнул.
– Моя согласен. Но сейчас моя голод. Ты накормить?
Катон указал на Массимилиана.
– Центурион отведет тебя в форт и даст тебе немного еды. Следуй за ним.
Массимилиан сдержал отвращение к этому грязному образчику человечества и поманил к себе пастуха. Милопий замешкался, затем подозрительно посмотрел на Катона.
– Монеты и осла. Не забывай.
Когда он зашагал прочь, Катон и Аполлоний смотрели ему вслед.
– Довольно большое открытие, не так ли?
– сказал агент.
– Когда мы его поймали, он сначала отказывался говорить, только издавал какой-то болезненный вой. Интересно, что разбойники сделали с ним, что он так испугался? Он затих, когда я предложил ему немного сушеного мяса и несколько глотков из бурдюка. После этого все вылилось наружу. Река слов. Суть в том, что большую часть своей жизни он жил один в пещере у подножия горного хребта, пас небольшое стадо коз и держался подальше от людей. Пока разбойники не наткнулись на него несколько дней назад. Бедный ублюдок.
– Он рассказал им о тропе?
– Я спрашивал его об этом. Он говорит, что нет.
– Ты ему веришь?
Аполлоний пожал плечами.
– Ты видел. Он наполовину сумасшедший. Но, по крайней мере, путь есть. Это правда. Я бы сказал, это стоит пятидесяти денариев и осла. Так, когда мы попробуем туда взобраться? Если она ведет туда, куда он говорит, то мы сможем привести в долину достаточно людей, чтобы зажать врага с двух сторон.
Скоро стемнеет, а луны в эту ночь не будет. Было бы опасно пытаться пройти путь в темноте. Кроме того, у Плацина и его людей уже были планы на сегодняшний вечер. Огонь отвлек бы внимание врага. Все внимание будет приковано к воротам и стене.