Императорский воспитанник
Шрифт:
— Я! Тут хозяин! И я буду делать что хочу! А ты, я смотрю, совсем забыл свое место! Ты тоже слуга!
Лан побледнел и на секунду застыл на месте. Но взгляда не отвел.
— Я всегда был тебе другом, а не слугой, — тихо проговорил он, наконец, но Даниэлю показалось, что его слова гремят на весь коридор, — но тебе больше не нужны друзья, только слуги… Я не буду ни тем, ни другим!
— Не нужна мне твоя дружба, есть люди более верные, не такие, как ты! А слугой моим ты будешь! Я тут герцог и вы все мои слуги! Вы уволены, мэтр!
— Тогда считай, что я сам уволился из твоих друзей! — Лан развернулся уйти вслед
— И не надейся! Пока ты в Рогнаре, ты в моей власти. Не будешь слушаться — засажу тебя в тюрьму! — непонятная злость переполняла Даниэля и выплескивалась яростными, несдержанными фразами.
— Да хоть в две тюрьмы! — Лан, похоже, тоже завелся не на шутку и гневно сверкал глазами на претендента в командиры. — Думаешь, начну тебе пятки лизать, как некоторые? Тоже мне, герцог! Ты еще не герцог никакой, а просто… Зазнавшийся болван! Не дождешься! — И он, резко развернувшись, вылетел из класса, громко хлопнув дверью.
— Посмотрим… — разъяренной гадюкой прошипел ему вслед Даниэль. — Посссмотрим… кто кому первый будет… пятки лизать…»
Мда-а…Теперь, когда прошлое вдруг стало далеким и как будто немного чужим, Лан уже мог вспоминать и даже анализировать. Двое дурных мальчишек… Уперлись, поскандалили, а дальше уже само покатилось, как ком с горы.
Нет, он и сейчас не отказался бы от своих слов, но уж точно не был бы так резок и не стал бы обзываться. Возможно… Возможно, веди он себя чуть умнее, и все пошло бы по-другому. Герху не удалось бы так легко задурить Даниэлю голову. И они… Но что теперь рассуждать, все равно уже ничего не изменить.
Лану казалось, что эти полтора месяца позволили ране отболеть и даже слегка зажить… А точнее, он сам загнал боль глубоко-глубоко, вместе с остальными чувствами. Да, было. Болело, горело и жгло. Но прошло. Он сумеет быть с Даниэлем и Каролиной рядом, пока ситуация не стабилизируется, а потом… потом будет потом.
Сейчас это «потом» приблизилось вплотную. Он почти физически ощутил направленный ему в спину взгляд — словно между лопаток воткнули раскаленную спицу. Но не обернулся. Отдал поводья Гавриилу и зашагал через двор к парадному крыльцу.
Это позволило «не заметить» застывшего в углу двора Даниэля. Наверное, скоро он научится реагировать на него спокойно. Должен научиться. Это просто знакомый, возможно, соратник. Так что ровное доброжелательное отношение и никаких эмоций. Вот их будущее. Ему все равно.
Хотя Каролину он был рад видеть… настолько рад, что внешне-холодноватый, отстраненный тон в разговоре получился словно сам собой. Лишь бы не показать… насколько она огромна, эта радость.
Его спасительное «все равно» продержалось еще несколько дней. А потом с треском лопнуло, натолкнувшись на неугомонную троицу.
Они подловили его во дворе, причем, по всей видимости, следили и выбирали момент, поскольку повода сбежать не оставили. Правда он успел опробовать свою вежливую холодность и на них, рассчитывая отделаться приветствием. Но на этом все и закончилось.
— Мы… Тебя обидели чем-то? — Ким налетел на Лановскую остраненность, как на ледяную стену, и словно больно ушибся, такое лицо у него стало. Питер и Эрик тоже смотрели испуганно и выжидательно, и Лан не выдержал. Ледяная стена треснула сверху до низу, но вот странно, он думал, что отгораживается ею от боли, а боли-то как раз и не было. Было… Тепло.
— Вот поросята! — возмутился он, совсем как Каро, и почему-то этот воспоминание тоже не болело. — Разве же от вас куда-то денешься?!
— А зачем от нас деваться? — не понял Эрик и продолжил: — Мы же не чужая невес…ай! Ким! Больно же!
Пока Рик, хромая и потирая на бегу коленку, гонялся за Кимом по двору, Питер как-то незаметно подобрался вплотную, и через пять минут Лан с изумлением обнаружил себя на скамейке, в руках здоровенную старую книгу и еще какие-то листочки с картами и цифрами, и собственное горячее участие в дискуссии по поводу Кармских укреплений и столетней войны. Нда… Вот тебе и держаться на расстоянии…
В остальном принцип закрытой двери вполне себя оправдывал. Лан твердо шел к цели — начать жить заново, оставив прошлое прошлому. Иногда это было труднее, чем виделось издалека, с заставы.
Она ведь тоже обрадовалась его возвращению, он видел. И чуть было не потерял все накопленное за полтора месяца спокойствие. Каждый раз так щемило в груди… Но он сдерживался, и Каро, кажется, поняла его.
Ланире вернулся к обязанностям секретаря канцелярии, но не ее личного секретаря. Они общались только по делу, и хотя Лан чувствовал тепло и симпатию со стороны принцессы, но сам продолжал подчеркнуто вежливо держать дистанцию. Он видел, что Каро это угнетает, но мысленно умолял ее ничего не менять. Потому что ее дружеское тепло обжигало болью. Вроде бы забытой и похороненной, но все равно… Все равно.
Даниэль эти несколько дней откровенно промаялся, не зная, как себя вести. Но, в конце концов, был вынужден принять правила игры. Вежливость. Отстраненность. Общение только по делу. И взгляд… как на чужого. А что он хотел?
Но жизнь катилась своей колеей, звенела вокруг длинными летними днями, заполнялась событиями и новыми обязанностями… Каролиной. Как бы не страдал Даниэль по потерянной дружбе, рядом с ней он часто забывал обо всем. Жаль только она не всегда была рядом.
Так и в этот раз. После короткой деловой беседы Ланире передал Даниэлю очередную пачку писем, которые следовало рассортировать, прочесть и составить черновики ответов.
— Какие-то вопросы? — уточнил он, видя, что Даниэль смотрит на него и уходить не торопится. Несколько мгновений они глядели прямо друг на друга. Потом Даниэль опомнился и разорвал контакт.
— Н-нет, все понятно.
Ничего ему на самом деле не понятно! Ничего! Далеко он не ушел, завис на крыльце, мучительно обдумывая ситуацию, вспоминая прошлое и теряясь перед будущим.
Лан закрылся, как устрица в раковине. Что он думает, что чувствует… Даниэль не знал. Он поймал себя на мысли, что так далеко друг от друга они никогда еще не были. Даже в период вражды. Тогда они хотя бы общались, если это, конечно, можно назвать общением. Да, они ненавидели друг друга, злились. А сейчас не было больше ненависти, не было больше дружбы. Что было? Равнодушие. Деловой тон и пустые ничего не значащие взгляды. Он понимал, что большего ждать глупо, но все равно… Сколько раз ему хотелось ворваться к Лану в комнату, поговорить с ним, наконец, выложить все, что наболело. Но едва воображение доходило до этой минуты — слова исчезали из головы, как и не было.