Императрица и ветер
Шрифт:
Но голос всё равно дрогнул.
– Ты с ума сошёл там? Отпусти её, зачем тебе всё это, подумай.
Или и правда старый зелёный халат и наспех высушенные волосы. Но в левом ухе всё-таки пять серёжек.
– Ты чокнулся там.
Маша опустилась на кровать. Всё равно никто не потребует, чтобы что-то сказала она. А вдруг её уже убили? Не специально, просто она пыталась сбежать, и палец сорвался на спусковой крючок.
Разозлила похитителя.
Упала и стукнулась головой о край стола.
– Нет. Ты же хотела, чтобы
Он выглядел странно и смешно: сидит взрослый маг перед монитором, по которому бежит дрожащая полоска и разговаривает. Весь подался вперёд, руки прижал к груди. Словно бы сейчас стоял на коленях перед этой Кел, а она задумчиво теребила пять серёжек в левом ухе. Каждую по очереди.
– Я такого не говорила. Ты как всегда неправильно понял, - в голосе заскорузлая, злая обида. Она говорила о не рождённых детях и несыгранной свадьбе, а он зовёт в другой мир.
– Я говорила, что ты псих, если можешь так просто убивать. Я не могу быть с тобой, если ты можешь...
Он задыхался. Просто хватал воздух открытым ртом, как будто воздух был панацеей от её слов. А воздух был холодным, ледяными были батареи - трубы с облупившейся зелёной краской на расстоянии вытянутой руки. Маша протянула к ним руки, разочарованно сковырнула кусок вспучившейся краски.
– Отпусти её, Дарси, не дури. Тебя не пустят ни в какой мир магов. Они же тебя в тюрьму сунут. Ты что, совсем псих? Отпусти её сам, пожалуйста.
Он уже не просто хватал воздух ртом, он пытался вдохнуть, и летучая мышь, вышитая на свитере, дёргалась на его груди. Смешная летучая мышка.
Помехи зашипели сильнее. Видимо - решила Маша - Рауль заглушил связь, чтобы поговорить с Кел. Она согласно кивала ему в ответ. Колыхались выкрашенные в чёрный волосы, и звенела самая маленькая серёжка - пятая.
– Если ты не вернёшься, я убью её, - его пальцы бегали по краю стола, как будто набирали текст на невидимой клавиатуре. Туда - обратно. К мёртвой герани - к дверям.
Три секунды молчания. Маша отцарапала ещё один кусок засохшей краски, раскрошила в руках.
– Хорошо, я вернусь к тебе. Только не убивай, - Кел немного охрипла. Прокашлялась. На заднем фоне что-то бубнило радио. Или не радио.
– Ты врёшь.
– Нет, не вру. Правда вернусь, если ты хочешь, - вот теперь как нужно, мерно и спокойно. Она на самом деле собралась вернуться?
– Расскажешь очередную сказочку, - пальцы мага, только что нервно бегающие по краю стола сжались в кулаки. Он шарахнул кулаками по столу. Зазвенела оставленная тут же чашка.
Маша вздрогнула, как вздрогнула бы от удара.
– Где ты вчера была? Ты не брала трубку! Ты не брала... ты изменяла мне.
– Я была дома, - её голос леденеет. Сам собой, будто покрывается изморозью, и вот стынут в зимней пустоши последние нотки.
– Отчёт, - прошептала Маша.
–
– Я не рада. Не ждала. Ты не прав.
– Отчёт, - снова прошептала Маша, и маг обернулся к ней - бешено блестели его глаза, немели её пальцы.
– О вчерашнем вечере.
– Отчёт, - прохрипел он.
– Где ты была вчера вечером. По часам.
– Я была дома!
– корочка льда треснула, и из-под неё вынырнули языки пламени. Кел почти закричала, только шипящий сзади проклятия Рауль заставил её сдержаться.
– Я весь вечер была дома. Приняла ванну, посмотрела фильм, сделала маску.
– Ты не веришь, - прошептала Маша.
– На колени.
– На ко...
Маг дёрнулся к ней, повернулся на стуле так, что скрипнули ножки по деревянному крашеному полу.
– Или убирайся отсюда, тварь, - улыбнулась Маша ему в глаза.
– Ничтожество, - языки пламени почти что лизнули монитор с той стороны. Кел вышла из себя. И шипели помехи.
– Нет, - судорога свела горло, Маша поцарапала его едва отросшими ногтями.
– Не называй его так.
Зелёная скукожившаяся краска крошилась под пальцами, пол рядом с кроватью был уже осыпан крошечными осколками краски.
– Я была беременна. Вчера вечером я сделала аборт. Есть справка. Хочешь, я покажу. Приезжай только. Отпусти её, - голос сбился. На этот раз - слёзы.
– Скажи: я не могу больше выносить этот обман. Прощай, - прохрипела Маша, как будто ей в ответ. На самом деле не ей. На самом деле своему отражению в зеркале, которое так хотело убивать.
– Он мне так тоже сказал. Что не может выносить обман.
Вспучившаяся зелёная краска, царапины на ладонях, и подушечки пальцев становились блекло-зелёного цвета. Горло онемело.
– Прощай, - пальцы скрючились в дикое подобие птичьих когтей.
– Что?
– дёрнулся маг.
– Маша, что там происходит?
– Рауль не выдержал сумасшествия первый, но царапины уже не помогали снять оцепенение с горла.
– Нужно говорить так - прощай, - произнесла Маша горько.
– Пойми меня правильно. Прощай. Я знаю, как нужно говорить. А ты отвечаешь - пока. Просто - пока. Иначе он не поймёт. Скажет - истеричка. Скажет - ничего не должен. Скажет - а она беременна.
– Маша, да что с тобой такое?!
– Она беременна!
– голос лезет на самые высокие ноты, от него смолкает вьюга за окном. Прислушивается. Маша и сама прислушивается к своему крику. Он висит под потолком. В краткое мгновение тишины её крик смотрит на неё полными скорби глазами.
– Нет. У неё нет справки. Она всё врёт.
– Маша!
– Нельзя. Нельзя добиваться любви силой. Скажет - истеричка, ничего не должен, не звони. Тварь. Нет. А она беременна. Я не знаю, где выход. Отдайте мне ту баночку с кислотой. Или пистолет. Лучше пистолет.