Императрица и время
Шрифт:
– Ничего, мягко откликнулся Луксор.
– Всё наверстаю.
Он ушёл, оставив Орлану одну, перебирающую в памяти слова их разговора, как чётки. Слово - молитва, слово - просьба к Вселенскому разуму. А потом слова закончились. Она снова нашла на столе завалившийся за стопку бумаг кристалл связи и попросила секретаря:
– Аластар в столице? Вызовите его ко мне.
Если бы не дождь, они бы, наверное, уже к вечеру дошли до заповедных земель.
Так думала Эйрин, уныло глядя на бьющие по камням капли.
За последнее время все её чувства свелись к тупому животному желанию - дойти, дойти, дойти. Ей было не так важно, где останавливаться на привалы и какая вокруг темнота и шероховатая тишина по ночам. Эйрин злилась. Она даже почти не слушала Идриса, хоть он и стал разговорчивее, всё болтал и болтал о чём-то отстранённом и никак не касающемся магии времени. Эйрин злилась, и вспоминались ей, как назло, только те случаи, которые злили её ещё больше.
Школа - вот концентрированное зло, собранное в одном месте и помноженное на три. Школа - источник всех её проблем и плохого настроения. В школе всё плохо: учителя, которые относятся к себе, как к мусору в углу класса, задания, выполнять которые - пустая трата времени. А самое худшее в школе - это сверстники Эйрин, её одноклассники. 'Твои друзья', - так называла их мама, хоть друзьями для Эйрин они были в самую последнюю очередь.
Они её просто напросто не замечали: никогда не выбирали в играх, не слушали, если она пыталась что-нибудь рассказать. Иногда девочки шептались у неё за спиной, и обрывки их разговоров Эйрин приходилось слышать. Она вспоминала их слова бессонными ночами, глядя в потолок - ничего лестного. 'Уродина' и 'психованная' были, наверное, самыми мягкими выражениями.
Однажды они выпотрошили её сумку и достали оттуда личный дневник, который Эйрин, опасаясь происков матери, всегда носила с собой. Прочитали, конечно - вслух, на переменке. Эйрин приходилось стоять, вжавшись в угол. Она боялась даже взглянуть в их сторону, не то, чтобы пойти и потребовать дневник назад.
Мама отказалась забирать её из школы, хоть и узнала обо всём. Она долго выговаривала Эйрин что-то спокойным голосом, Эйрин не слушала, думая о том, чтобы свести счёты с жизнью. Одноклассниц, конечно, наказали - чисто символически, как считала сама Эйрин, и эпизод замяли, и всё стало как раньше. Так же плохо, как раньше.
Эйрин злилась. Шёл дождь, и она злилась ещё больше.
Идрис теперь очень редко играл на флейте, но часто доставал её, оглядывал со всех сторон, будто проверял, не подменили ли, и заставлял её издать жуткий звук, похожий на волчий вой. Этот звук пугал степных птиц, которые тут же взлетали из высокой травы, истерично били крыльями по воздуху.
Идрис и сейчас издевался над музыкой, сидя на ветке дерева, - Эйрин видела только край фиолетовый накидки, зацепившийся за сучок. Она привыкла к мученическим стонам флейты и даже не морщилась, но замерла, когда поняла, что они прекратились.
Зашуршали ветки дерева, и сверху посыпались высохшие сероватые
– Эй!
– Займись уже чем-нибудь, хмыкнул в ответ Идрис и тут же приземлился сбоку от неё, как кошка, на руки и ноги сразу.
– Не хочется, выдала Эйрин именно таким тоном, от которого начинали в гневе и недоумении бледнеть школьные учителя.
Он не стал настаивать, поднялся на ноги и отряхнул ладони одну об другую. Ни капли не церемонясь, Идрис вытряс прямо на землю содержимое сумки Эйрин - та даже вцепиться в неё не успела, - нашёл чистый лист и запутавшееся в траве солнечное перо и ушёл за стол дерева.
Эйрин хватала воздух ртом. Ей одновременно хотелось и закричать, и не разговаривать с Идрисом три ближайших жизни. Ветер посыпал раскиданные по траве вещи мелким дождиком, трепал уголки листов бумаги. Взятое на смену платье распласталось по земле сорванным синим стягом. Эйрин сжимала зубы и скрещивала руки, но внутри билось желание немедленно ответить.
– Гадость!
– Она оттолкнула платье ногой и вскочила.
Идрис показательно не замечал её, воинственно уперевшую руки в бока. Высунув кончик языка, он чертил на листе, пытался удержать его на коленях и не делился с ветром. Было в прищуренных глазах мага времени нечто по-демонически хитрое.
– Отдай, рыкнула Эйрин, вцепляясь в верхний край бумажки.
Ещё пару вздохов Идрис продолжал рисовать, но вдруг как очнулся - перевёл взгляд на её пальцы.
– Отдай, я говорю, зашипела она угрожающе. Со школьными учителями до такого обычно не доходило, а вот с Рианом - частенько. Обычно он пугался.
Идрис задумчиво потыкал в её палец кончиком пера.
– Отойди, ты мне дождь загородила.
– Отдай, взвыла Эйрин ещё отчаяннее и дёрнула.
Неровный кусок бумаги остался у неё в пальцах, и Эйрин по инерции сделала шаг назад. Она ещё удивилась, как устояла на ногах, но сил хватило только на то, чтобы отбросить бесполезный клочок в сторону.
– На.
– Идрис поднялся и потряс листом прямо у неё перед глазами.
– Дописывай сама, раз такая умная. Сегодня я... сегодня мы...
Он глянул на ученицу, судорожно схватившуюся за изрисованную бумагу, и улыбнулся. И вдруг погладил Эйрин по голове.
'Ему понравилось', со всей уверенностью, которую удалось собрать по закоулкам разума, поняла она, и сама себе не поверила.
Пальцы задрожали, и она вдруг осознала, что смотрит на Идриса, не отрываясь, щенячьими глазами, и сглатывает, до сих пор не придумав, что сказать.
Маг времени почесал в затылке и, сощурившись, глянул на небо.
– Мы дойдём сегодня или нет, мне интересно?
Орлана поймала себя на том, что выстукивает кончиком солнечного пера сбивчивый ритм по деревянному подлокотнику кресла.
– Аластар, сказала она, остановившись.
– Вы уже знаете, что у мёртвого лорда Клениса появился закадычный друг?
– Да.
Начальник тайной полиции привычно усмехался. Орлана давно перестала обращать на это внимание, только автоматически отмечала.