Империя ненависти

Кент Рина

Его пальцы подергиваются, и я не уверена, потому ли это, что он пьян, или из-за чего-то другого.

— Я должна была увидеть тебя и сказать тебе, что…

— Ты трахнула Криса в своем домике у бассейна? Астрид сообщила. Поздравляю и проваливай.

— Это не…

Он хватает мои волосы на затылке, шагая вместе со мной под дождь. Его пальцы жесткие, неумолимые, когда он говорит так близко к моим губам, что почти целует меня.

— Я всегда знал, что ты коварная, манипулирующая сука. Всегда. Но я продолжал находить лазейки и придумывать оправдания для тебя, продолжал

думать, что, возможно, это твоя тактика выживания после потери отца. Меня все время тянуло к тебе, я видел тебя и наблюдал за тобой, и это сводило меня с ума, черт возьми, даже думать о тебе как о ком-то другом, а не как о суке, которой ты была. И все же, я не мог не испытывать к тебе влечения и не желать тебя больше, чем мой следующий вздох. Я даже воздерживался от секса с кем-то еще после той первой ночи, когда мы были вместе. Но теперь я понимаю, что все это было напрасно. Оправдания, извращенные чувства и мои глупые мысли о том, что ты изменишься. Всё. Блядь. Всё. Тебе просто нравится играть с другими, манипулировать ими, а потом смеяться им в лицо. Ну, знаешь, что, Николь? Я исключен из этого списка, немедленно. Не приближайся ко мне, не разговаривай со мной и даже не смотри на меня. Я сделаю вид, что тебя не существует, и вычеркну из своей головы мысль о том, что я к тебе прикасался. С этого момента ты ничто.

Он отпускает меня, толкнув, и я почти падаю. Слезы смешиваются с дождем, и я не думаю, что он их видит. Не думаю, что он вообще видит меня сейчас.

Но я подавляю свою убитую гордость и делаю шаг к нему, мой подбородок дрожит.

— Д-Дэниел… это не… не… то, что ты думаешь… Позволь мне…

— Что происходит…, — брюнетка выглядывает из-за спины Дэниела в одном лишь лифчике и трусиках.

Не удостоив меня взглядом, Дэниел хватает ее за горло и прижимается губами к ее губам. Его глаза встречаются с моими, когда он затаскивает ее внутрь и захлопывает дверь перед моим носом.

Я приседаю под дождем и даю волю слезам, которые не могла пролить раньше.

Все кончено.

А ведь все еще даже не началось.

Глава 22

Дэниел

Настоящее

Я собираюсь пробить стену.

Или дверь.

Или, что еще лучше, себя.

Единственное, что меня останавливает, это то, как Николь дрожит и напевает:

— Пожалуйста, не делай мне больно… не делай мне больно, Кристофер.

Этот ничтожный Кристофер.

Ублюдок, которого я должен был прижать, когда впервые увидел, как он нависал над ней, пока она была не в себе.

Когда я подумал, что она намеревалась заняться с ним сексом.

Господи, мать твою.

Что я наделал?

Я смотрю на залитое слезами лицо Николь, на дрожь в ее теле и стеклянный взгляд ее светлых глаз. Они кажутся безжизненными. Мертвыми.

Она вернулась в себя раньше, плакала так сильно, как я ее только видел, и призналась во всем, будто не могла остановиться. Словно она ждала всю свою жизнь, чтобы рассказать об этом ужасном опыте. Из того, что она рассказала мне сейчас, Кристофер изнасиловал ее в домике у бассейна.

Я просила его остановиться.

Я

умоляла его остановиться.

Это она говорила. Он ударил ее, и она вспомнила все, что произошло с ней после этого.

Боль.

Беспомощность.

Всё.

Все, что произошло, когда я был разбит на куски после того, как узнал от Астрид, что она видела, как Николь занималась сексом с Кристофером.

Когда, на самом деле, он насиловал ее.

Когда, на самом деле, она беззвучно кричала о помощи.

И поскольку мое эго в форме члена, я сказал Николь, что она ничтожество, когда она пришла, чтобы найти меня.

Сразу после того, как ее зверски истерзал этот чертов подонок.

Стены маленькой комнаты смыкаются, и мне приходится глубоко дышать, чтобы не взволновать ее еще больше. Вот что я делаю с клиентами с неустойчивой психикой — становлюсь якорем, за который они могут держаться. Единственная разница в том, что я достаточно отстранен, чтобы делать это с ними.

Я не могу быть чертовски отстраненным с Николь.

Не тогда, когда ее боль течет в моих проклятых венах.

— Почему ты не попросила Астрид о помощи? — спрашиваю я, сжимая челюсть так сильно, что удивляюсь, как она не ломается.

— Я не была уверена, что видела ее. Думаю, у меня было… сотрясение мозга, и… я не знаю, но у меня пошла кровь после того, как он… закончил.

— Ты ездила в больницу?

Мой голос имитирует спокойствие монаха, в то время как внутренности пылают огнем.

Она неистово качает головой.

— Мне стало лучше после нескольких дней самостоятельного лечения.

— Блядь, Николь, черт! Почему ты не написала заявление?

— Я не могла! — теперь уже она сама кричит, всхлипывая. — Мама была бы так разочарована во мне.

— Твоя мать была гребаной преступницей. Она не имела никакого права разочаровываться в тебе.

— Она была моей матерью. Я тогда ничего не знала о том, что она сделала, и что, по-твоему, я должна была сказать? Я пригласила парня к себе, а он меня изнасиловал? Кто бы мне поверил?

— Они бы поверили медицинскому анализу изнасилования, который сделал бы врач. Ты сказала, что у тебя было кровотечение.

— Оно того не стоило.

— Что?

— Вымазывать имена мамы и дяди Генри в грязи не стоило того. Кристофер был сыном заместителя комиссара. Ему бы это сошло с рук. Они бы сказали, что я попросила об этом.

— Но это не тот случай.

— Может, и так! — она отталкивает меня, вытирая лицо тыльной стороной ладони. — Может, я была глупой, одержимой и слепой, пригласив хищника в свой дом. Это случилось, ясно? Это все произошло, так какой смысл было писать заявление?

— Чёртово правосудие, Николь.

— Мне это было не нужно.

— Я вижу. Судя по тому, что у тебя приступы паники и тревоги всякий раз, когда к тебе прикасаются в сексуальном плане.

— Тогда перестань меня касаться! — она разворачивается и распахивает дверь. — У меня все было хорошо, пока ты не вернулся в мою жизнь.

А потом она выбегает.

Я догоняю ее в мгновение ока, практически подхватываю ее и запихиваю в свою машину. Я напоминаю себе, что мне нужно быть более мягким. Что она только что поделилась травмирующим опытом, о котором никому не рассказывала.