Империя отходит от края
Шрифт:
— Так вот значит ты какой, Сережа… — это мама сказала.
— Ну да, какой-то примерно такой… — согласился я.
— Что ж вы стоите-то, давайте за стол садиться.
Тут я вспомнил про цветочки и тортик, вручил и не перепутал и далее мы все вместе за стол уселись. Папа засуетился наливать жидкости по рюмкам, я сурово сказал, что ничего алкогольного не буду, — это почему же? — удивился папа, — слово дал, — туманно ответил я, не уточнив кому и зачем. Налили мне с Аней компот, папа естественно водочки себе плеснул, маме что-то типа Каберне.
— Давайте
А чуть позже добавил: — Прошу у вас ее руки, обещаю любить до гроба, заботиться о ней, сдувать пылинки и все такое…
Папа чуть не подавился своей водкой, но скоро откашлялся, а мама строго спросила:
— А не рановато ли вам жениться-то?
— Согласен, Альбина Александровна, 18 нам еще нет, мне через 2 месяца будет, Анюте в апреле, тогда уж и…
— А например с жильем вы как вопрос решать думаете? — продолжила мама.
— Очень просто, пока наша комната, ну где я живу там на Кирова, свободная, а через полгода я все вопросы и с жильем, и с обеспечением молодой семьи решу, это я вам твердо обещаю…
Тут позвонили в дверь, папа пошел открывать, с порога сразу донеслось: Телевизор смотрите? Там вашу Анюту показывают.
Включили телевизор (относительно новый и даже цветной Рекорд), программ всего две, так что ошибиться тут невозможно — застали окончание репортажа о вчерашних событиях во Дворце спорта…
— Мда…, - сказала мама, — что же ты, дочка, ничего нам не сказала-то? Там ведь опасно наверно было…
— Ненене, — быстро встрял я, — все было под контролем, взрыв далеко от нас произошел, а потом уж мы подбежали и помогли.
— А это что за два мужика рядом стояли? — спросил папа.
— Один это Миша Варнаков, я ж вам рассказывала, что у него с Инной, — быстро вступила в разговор Аня, — а второй Балдерис, хоккеист из ЦСКА.
— Мда…, - только и смогли синхронно сказать анины родители.
— А еще мы в Москву в воскресенье едем… точнее вечером в субботу, — вставил я.
— Зачем? — спросила мама.
— На Центральное телевидение позвали, в редакцию молодежных программ — снимать наше выступление наверно будут, — сказал я, пожав плечами.
— Ничего себе, — только и смог вымолвить папа.
– ------
Вышел я короче от них через час с хвостиком, весь ошалелый от расспросов и вопросов. Ну сколько ж можно-то. Загнал машину в гараж, на часах уже полдевятого было, надо бы делами заняться, у меня еще в программе значились пресловутый кубик и пара новых песен, но по дороге к своему подъезду меня опять отловил Вовчик с пузырем портвейна в руке.
— Пойдем, поговорим, — сказал Вовчик, перекидывая бутылку из правой руки в левую и назад.
— Пойдем, чеж не поговорить, давно не говорили, — ответил я, — целых 3 дня почитай, только я пить не буду…
Сели на свою любимую скамейку на стадионе. Вова отпил из горла, а мне сказал:
— Ну если не хочешь, то я один. Короче помнишь разговор про одну большую услугу или две
— Помню конечно. И что попросить-то хочешь — одну услугу или две?
— Наверно одну, потому что она по размеру ни в одни ворота не пролезет. Не хочешь у меня спросить, почему и от кого я прятался на чердаке?
— Вообще-то не очень, — устало ответил я, но видя вытянувшееся лицо Вовы, быстро добавили, — но если ты уж так настаиваешь… на кой хер ты, Вова, прятался на чердаке и от кого?
— Помнишь такого Васю-дурака?
— Ну как не помнить, забудешь этого идиота со справкой.
— Так вот, он очень обиделся, когда Игоря зарезали, и почему-то решил, что это я его зарезал… не знаю почему, так вот в тот день, когда ты с Анютой разругался… ну у озера… он пообещал меня в ответ прирезать, готовься, сказал, страшную смерь принять. И тут-то я короче испугался, забрался на чердак и два дня там сидел.
— А ел чего? А срал куда? — задал я сразу два вопроса.
— По ночам спускался в свою квартиру, а так-то Васек меня почти круглосуточно караулил у подъезда.
— И что изменилось через два дня, что ты прятаться перестал?
— Его в дурку забрали… лично наблюдал этот момент в чердачное окно твоего подъезда — приехала скорая помощь и прямо с лавочки Васька значит и скрутили, он орал на весь двор чего-то там, но это не помогло…
— Это значит во вторник было? Надо же, какие тут страсти творились, все мимо меня прошло. Ну ладно забрали и забрали, а сейчас-то что такое стряслось, что тебе моя помощь понадобилась?
— А случилось, Сергуня, то, что выпустили Васю из дурки, сегодня днем иду я домой после учебы, а он значит у меня на дороге стоит и говорит, ухмыляясь, ну что, грит, Вова, заказывай, грит, гроб и белые тапочки, ночью я тебе кишки выпущу. И еще добавил, что и тебя тоже зарежет, мол добрые люди ему глаза открыли, что мы вдвоем Игорька замочили. Так что помогая мне, ты и себе будешь помогать, вот… — наконец закончил свою речь Вовчик.
— Таааак… — это все, что я смог придумать в ответ. Значит вместо того, чтоб кубики с песнями делать, сейчас придется от психа со справкой отбиваться как-то, вот не люблю я, когда меня режут, не перевариваю… ментов что ли подключить?… да бесполезно это, угрозы к делу не пришьешь, а трупа нет… пока нет… скажут, когда убьют, тогда и заявляй… и гэбешников по пустякам дергать тоже нехорошо, не их это тема… да и не по-пацански это, самому надо со своими проблемами разбираться, без взрослых дядь.
— Давай так сделаем — сегодня ночью ты у меня ночуешь.
— Чего это у тебя-то? — вскинулся Вовчик.
— Потому что у тебя еще мать живет, а у меня комната пустая… — сказал я и предупреждая следующий вопрос, продолжил, — а пустая она, потому что мать у меня замуж вышла и переехала, если ты не знал.
— За кого, если не секрет?
— Какой там секрет, за райкомовца Игоревича, помнишь такого?
— Мдаааа…, - протянул Вова.
— Кстати, не знаешь, что там с Пеньковичем?