Империя отходит от края
Шрифт:
Антон Палыч как-то заметил про ружье, что если оно в первом акте на стене висит, то в третьем должно непременно выстрелить — так телефон не стал дожидаться никакого третьего акта, а зазвонил через несколько часов после того, как его повесили… ну в смысле активировали. Нажал кнопку «ответить», чо, и услышал в трубке анютины рыдания…
Послушал я эти рыдания секунд 15 наверно, не меньше, потом гаркнул:
— А ну быстро успокоилась и нарисовала проблему!
Кажется помогло, потому что она обиделась, а обиженная она быстрее соображает — в общем и целом выяснилось, что у ее отца приступ какой-то, дико болит живот и температура под 40, а скорая вот уже час приехать не может.
— Ходить
— Вроде бы да, — ответила Аня.
— Тогда одевайте его и спускайте к подъезду, я через 15 минут там буду.
И побежал к гаражу, на ходу продевая руки в рукава куртки, потому что спешка спешкой, но октябрь все-таки на дворе стоит, а простуженный я и половины намеченного не сделаю. И ровно через 15 минут, ну плюс-минус десяток секунд, копейка стояла перед анютиной хрущевкой. Ждали они меня там все трое, Аня и мать поддерживали согнутого пополам отца — походу одно из двух у него, или аппендицит, или острый приступ язвы желудка, надо бы быстрее ко врачам, подумал я.
Помог посадить его на заднее сиденье, рванули к сороковой больнице, по дороге я, как мог, пытался успокоить всю семью:
— Да не волнуйтесь вы так, все путем будет, починят щас Петра Петровича, как новенький будет, в 40-й врачи отличные работают, — а сам же думал, что все в руках божьих и хрен его знает, что там на самом деле будет, но озвучивать это конечно не стал, зачем…
Подкатили прямо к порогу приемного покоя (обычно туда не пускали, но время же ночное, поэтому все свободно) довели отца до скамеечки в предбаннике, я быстро объяснил ситуацию дежурной сестре, та вызвонила дежурного же врача, и отца весьма оперативно увели в недра первого этажа, рентген по-моему делать. Да, а дежурным-то врачом оказался хирург Пак, который 1) с печки бряк и 2) отец Анечки-знатока восточных единоборств, он меня похоже не узнал, ну еще бы, сколько больных и родственников больных ежедневно видит, а я так сразу его признал — врачей за последнее время я не так уж и много видел, а врачей-корейцев так и ровно одну штуку.
Через весьма непродолжительное время (на протяжении которого мать хлюпала носом у окна, а Аня нервно мерила шагами коридорчик от окошка сестры и до входа в лаборатории, а я вспомнил про дядю Федора и выяснил, что лежит он здесь, на четвертом этаже и дела у него мягко говоря так себе, в ежедневной сводке написано было «состояние тяжелое») вышел Пак и объявил, что сейчас будет срочная операция, гнойный аппендицит у больного, вовремя привезли, через час уже поздняк бы был.
— А пригодился телефончик-то, — глубокомысленно заметил я в потолок…
– ---
Спустя час с хвостиком операция закончилась, Пак вышел покурить на улицу, проходя мимо нас сказал, что без проблем все прошло, зашили Петра Петровича и увезли в реанимацию (почему? а после операций почти всех туда отвозят), я увязался хвостом за ним, поговорили. Рассказал ему про дочь, что мол в нашей группе гимнастики не последний человек и вообще послезавтра… нет, уже завтра вечером нам в Москву ехать, так что там насчет родительского благословения-то? А пусть съездит, благодушно отвечал Пак, давно в Москве не была. Еще про дядю Федора спросил, получил малообнадеживающий ответ, что состояние стабильно тяжелое, хрен его знает, что там дальше будет, да…
— Ну чего, Сотниковы, все закончилось, — сказал я, вернувшись в предбанник, — Петрович живой и будет отходить от наркоза несколько часов, надо бы по домам бы…
Отвез маму с дочкой до дома, условились с Анютой на завтра… ну то есть на сегодня уже… как обычно, а сам добрался до своей конурки и попытался уснуть — вот щас, сна ни в одном глазу. Начал думать, что бы еще такого сделать, телефон готов, кубики бог даст завтра выйдут с конвейера Потапыча в удовлетворительном состоянии, песни и танцы тоже под контролем… а давай-ка мы с тобой, Сергуня Владимирович, радиомикрофон сварганим, их же сейчас вообще нигде нет, а тут мы такие красивые, да и вообще девочки смогут и петь и гимнастику одновременно показывать, если его на голове закрепить. Сел за стол и начал рисовать, вспоминая, что там и с чем едят.
Лекции я пересидел кое-как, Светочка сказала, что к 2 часам Нина подойдет, а потом бегом в цех к фрезеровщику Потапычу — зря волновался, отлично он все исполнил, и наклейки нарезал и наклеил очень аккуратно, рулончик кожзама не пожалел, обменял товар на обещанные 4 пузыря (я их еще вчера закупил и в багажник положил), один кубик, как и обещал, отдал декану. Тот внимательно изучил его со всех сторон, покрутил-повертел грани, цвета естественно перемешались как попало.
— А как это назад-то вернуть? — наконец спросил он.
— Вам, как родному, покажу, но вообще-то над этим вопросом скоро миллионы ломать голову будут, — и я собрал кубик назад, не 20-ю конечно движениями бога, но в 40–45 где-то уложился, во времена кубикомании (в СССР они пришлись на 82–83, если не ошибаюсь, годы, теперь немного назад сдвинется, надеюсь) я этим вопросом активно интересовался и статейку из журнала Квант с алгоритмами сборки наизусть выучил.
— Здорово, — сказал Васильич, — пойду коллегам покажу.
А я убежал в свою лабораторию колдовать над радиомикрофоном — дело было, мягко говоря, не самым сложным в этой жизни, больше всего времени занял поиск батареек типа Крона, ибо дефицит, так что и передающая, и приемная части девайса были готовы через пару часов. А тут и Нина подошла — озвучил ей свои хотелки, 1) логотип телефона в виде стилизованной сороки, чтоб ничего лишнего, но узнаваемо было, что это сорока и 2) наброски к мультфильму под названием «Анюта и медведь». Рассказал в двух словах, что там должно быть — хулиганистая девочка Анюта и отставной военный Медведь, ее дедушка, которому родители сбросили Анюту на лето. Нина прониклась и сказала, что попробует. Третью свою хотелку, насчет одежды, я решил на потом оставить, все равно к Москве не успеем.
Потом Анюта заглянула — заодно проверили работу, крепеж на голову у меня конечно топорный получился, но уж какой есть, а электроника прекрасно работала.
— Однако надо бы и отца твоего навестить, — вспомнил я. И мы поехали в больницу.
Ну не сразу в больницу конечно, надо ж было купить что-то больному — что-то и купили… сока в тетрапаках пока у нас не изобрели (хотя на Западе кажется уже это добро в изобилии существовало), ограничились поллитровым болгарским персиком, ну и еще фруктов добавили, винограда, бананов с киви пока в СССР тоже не продавалось (тут я вспомнил об одном давнем обещании). С проникновением в больничные палаты все было по-прежнему, иди куда вздумается, тапочки только не забывай надеть, вот мы и проникли в реанимацию без единой проблемы.
Эээ, сказал я себе, да это ж та же палата, где недавно Игоревич куковал, ну надо ж, какие круги нарезает жизнь, чисто ведьмины. Ну может не круги, а спирали. Бруно, Фиббоначчи или даже прости господи Мирена. Ладно, не важно. Заходим.
— Здравствуйте, дорогой Петр Петрович! Как ваши дела? — с порога спросил я.
Дела были не так, чтобы ах, но и далеко не ох. Средненькие дела, что впрочем уже хорошо. Петрович рад был нас видеть, но говорил достаточно слабым голосом. Слабым, но понятным. Передал ему мнение Пака, оно похоже порадовало Петровича. Оставили на столике подарки, и сок, и виноград, это добро вроде без ограничений можно употреблять с такими заболеваниями, рассказали о наших последних новостях (показал издали волшебный кубик, сказал, что это Анюта мне идею подала, поэтому и называется он Анютин, Петрович покрутил его в руках, но кажется ничего не понял), да и покинули реанимацию. Анюта тут же толкнула меня локтем в бок: