Империя степей. Аттила, Чингиз-хан, Тамерлан
Шрифт:
Следует особо отметить, что в Трансоксиане и Восточном Иране у монголов в общем возникло меньше трудностей, чем в Китае при взятии укрепленных городов. Это объясняется, с одной стороны, тем ужасом, который испытывали перед ними в мусульманских странах, как перед «язычниками», скажем сегодня перед дикими кочевниками, этот ужас был гораздо сильнее, чем то, что происходило в Китае, где к их соседству привыкли с давних времен. К тому же кажется, монголы больше чем на Дальнем Востоке использовали местное население. Для того чтобы захватить город, монголы насильно собирали мужское население близлежащих районов, деревень, неукрепленных городов, а затем они гнали множество людей, вооруженных мечами для атаки, на рвы и крепостные стены. Что из того, что их уничтожали собственные соотечественники, главным было то, чтобы эти рвы наполнились трупами, а частые штурмы обессиливали защитников крепости. Иногда они переодевали этих несчастных в монголов, давая каждой десятке по одному монгольскому флагу, таким образом, что гарнизон крепости считал, что имел дело с огромной Чингизханидской армией. Благодаря подобной военной хитрости зачастую случалось, что немногочисленный монгольский отряд одерживал победу. А затем за ненадобностью, они уничтожали эту человеческую массу. Подобная широко распространенная гнусная тактика, доведенная до совершенства духом дисциплины и организованности монголов,
Но у монголов постоянно ощущалось право административного чутья, военного чувства порядка. Уничтожая четыре пятых населения, монголы оставляли в живых администрацию, назначали гражданскими чиновниками, даругачами или дарукачами, зачастую из уйгур, иногда даже из персов, писарей, которые могли бы вести деловые книги на двух языках.
Восточный Иран никогда полностью не оправился от Чингизханидского нашествия. Такой город как Балх до сегодняшних дней носит отпечаток монгольских нашествий. Тимуридское возрождение этих регионов, имевшее место в XV в. при Шах Рохе, Улугбеке и Хусейне Байкаре, не способствовало полностью восстановлению региона, который подвергся опустошению от края до края. Однако если Чингиз-хан проявил себя как наиболее злостный враг арабо-персидской культуры, если он вел себя так, что мусульманские историографы его называли нечестивцем и дьяволом, у него отсутствовала принципиальная враждебность по отношению к исламизму. Если же он запрещал омовение и обычай умерщвлять животных у мусульман, это происходило в связи с тем, что все эти действия не согласовывались с обычаями или предрассудками монголов. Если же он разрушал в Восточном Иране великолепную городскую цивилизацию, в условиях которой выросли Фирдоуси и Авиценна, то это было связано с тем, что он намеревался создать на подступах к юго-западу нечто вроде no vans land, искусственную степь, служившей защитной зоной для его империи. Именно с этой целью он губил землю оседлого населения. В нем одновременно совмещались человек с качествами разумного государственного руководителя, не поддерживавшего религиозные войны, и кочевника, плохо разбиравшегося в оседлой жизни, стремящегося разрушить городскую цивилизацию и вместе с тем уничтожить разведение сельскохозяйственных культур. Покидая Восточный Иран, он заставил разрушить зернохранилища, превратить пашни в степь, так она лучшим образом соответствовала его образу жизни и избавляла от лишних хлопот администрирования…
Чингиз-хан долгое время пробыл в Афганистане на юге Гиндукуша. В мае 1222 г. к нему с визитом прибыл известный даосистский религиозный деятель – Кью Чанчуен, которого он запросил из Китая в 1220 г. и который прибыл через Уйгурию, Алмалык, Талас и Самарканд. Завоеватель проявил большой интерес к снадобьям бессмертия, которыми обладали даосистские маги. [563] Однако он намеревался вернуться в Монголию. Осенью 1222 г. он пересек Аму-Дарью, прошел через Бухару, где его заинтересовали основные догмы мусульманской религии: он положительно оценил их за исключением паломничества в Мекку, считая это излишним, так как полагал, что вселенная это и есть дом божий (Тенгри «Вечное небо» у монголов). В Самарканде он распорядился, чтобы был проведен массовый мусульманский молебен в его честь, так как он сменил султана Мохаммеда. Он даже освободил мусульманское «духовенство» – имамов и судей (кади) от уплаты налогов, что наглядно показывает, что его жестокость по отношению к мусульманскому миру была «фактом военного времени», а не религиозной войной. Он провел зиму в Самарканде, весну 1223 г. – на севере Сырдарьи. В Чирчик-ской долине, у северного притока реки Чирчик, около Ташкента, он провел совещание «имперского двора» варваров, восседая на золотом троне среди своих найонов и багадуров. Затем, все той же весной 1223 г., он организовал курултай совместно со своими сыновьями в степях Уланбаши на севере Александрийских гор. В это время его воины устроили грандиознейшую охоту на дичь. Он также провел лето 1223 г. в степях Таласа и Чу и вполне вероятно, лето 1224 г. – на Иртыше. В Монголию он вернулся весной 1225 г.
[563]Что касается путешествия Кью Чанчуена, он же Кьеу Чук, см. Bretschneider, Mediaval researches, 1, 35-108; Бартольд, Туркестан? 451 et Pelliot, Toung pao, 1930,1, 56.
Чанчуен во время своего пребывания у Чингиз-хана, приобрел указ, в котором предписывалась охрана даосистских монастырей. Его спутник монах Ли Ченчен написал в 1228 г. донесение о своем путешествии. См. Chavannes, Inscription et pieces de Chancellerie chinoises, Toung-pao, 1908, 298.
Поход Джебе и Суботая на Персию и Россию
Прежде чем осветить последнюю китайскую кампанию Чингиз-хана, мы напомним о походе его двух полководцев – Джебе – найона и Суботая-багадура в регион Каспийского моря.
Мы знаем, что эти два военачальника, лучшие стратеги монгольской армии, имели перед собой задачу, возглавляя кавалерийский корпус в 25 000 человек, по оценке Гренара, преследовать султана Мохаммеда Хорезмийского, когда тот бежал через Персию. После смерти султана они продолжили свою кампанию в направлении на Запад. После того, как они захватили Рей, город, известный своими превосходными историческими изделиями из фаянса, но который так и не оправился после этой катастрофы, [564] они, по словам Мирхонда, по просьбе некоторых мусульман-суннитов, направились для разгрома шиитского центра в Куме, что они и сделали с удовольствием. Так как Хамадан сдался сам, они ограничились существующим положением дела. После чего они разрушили Зеиджан и взяли штурмом Казвин, все жители которого в знак наказания были уничтожены. Последний тюркский атабек Азербайджана, старый Узбек, вышедший из той династии местных мамелюков, которые к концу XII в. могли сменить сельджукидов, откупился от них золотом и спас Таурис. Джебе и Суботай в самой середине зимы пересекли долину Моганы и вошли в Грузию. Этим христианским царством тогда правил Георгий Лаша или Блестящий (1212-1223), который находился в зените своего могущества, но два монгольских военачальника в пух и прах разгромили грузинскую
[564]Минорский (Рэй, Ислам, Энцикл., 1184) спрашивает, не преувеличил ли Ибн аль-Атир, говоря, что все население Рэи было уничтожено монголами, начиная с 1220 года. Ибн аль-Атир добавляет, впрочем, что в 1224 году была совершена вторая кровавая расправа с оставшимися в живых жителями. «Джувейни, замечает Минорский, говорит только, что монгольские военачальники убили много людей в Кхари Рэе (в деревне, населенной шиитами?), но что в Рэе их встретили кади (шииты?), которые подчинились завоевателям, после чего последние пошли дальше. Рашид ед-Дин допускает, что монголы Джебе и Суботая совершили убийства и грабежи в Рэе, но, вероятно, было сделано различие между Рэем и Кумом, где жители (шииты) были полностью уничтожены».
[565]См. рассказ о нашествии «Сабады Бахадура» – армянского летописца и хроникера Кирагоса, перевод Дюлорье. И у Броссе., Histoire de Georgie, 1, 492.
Оттуда они вернулись в Азербайджан, разграбили Марагу, используя традиционную тактику. Они пустили впереди себя пленников на штурм крепости и убивали тех, кто отступал. Затем происходило взятие крепости и расправа над населением. После этого происходил ложный уход монгольских войск, вселявший уверенность в безопасности возвращения. Но осуществлялось неожиданное нападение арьергарда монголов, которые отрубали головы несчастным жителям, чудом спасшимся ранее (март 1221 г.). Два монгольских полководца готовы были идти походом на Багдад, чтобы разрушить абассидский халифат. Возможность такого нашествия привела бы в ужас арабский мир, потому что именно в это время, как об этом свидетельствует Ибн аль-Атир, крестоносцы захватили Египет и вошли в Дамьету. [566]
[566]R. Grousset, Histoire de Croisades, III, 230 et sq.
Немногочисленная армия абассидов, сосредоточенная в Дакуку, не могла защитить Арабский Ирак. В этом 1221 г. могло случиться, что одновременно Джебе и Суботай оказались бы в Багдаде, а король Жан де Бриен – в Каире. К счастью для халифа, Джебе и Суботай довольствовались тем, что вновь наложили на Хамадан оплату крупной дани. На этот раз жители оказали сопротивление. Монголы штурмом овладели Хамаданом, уничтожили всех жителей и сожгли город. Оттуда, пройдя через Ардебиль, который они также стерли с лица земли, два монгольских предводителя пошли на Грузию.
Грузинская кавалерия была одной из лучших в то время. Суботай, прибегнув к хитроумной тактике отступления, завлек ее в засаду, где поджидал Джебе и жестоко расправился с ней. Грузины посчитали за счастье, что спасли Тифлис, дав возможность монголам разграбить юг страны. Затем монголы двинулись на Ширван, опустошили Шамаху, а затем через Дербент спустились в северные степи Кавказа. Там они столкнулись с объединенными силами региона: аланами, греческого вероисповедания, [567] христианами, потомками древних сарматов, лезгинами и черкесами, кавказской расы и тюрками кипчаками. Применив ловкость и хитрость, Джебе и Суботай добились перехода кипчаков на их сторону, напомнив о тюрко-монгольском братстве, отдав им часть своей добычи. Затем они разделались с другими участниками коалиции и бросились на преследование кипчаков, разрубая их на куски и вернули отданную им добычу. [568]
[567]Обратите внимание на радушный прием, который они оказали в 1253 году францисканцу Рубруку.
[568]В тот период кипчаки были на пути христианилизации, один из их предводителей, убитый монголами в 1223 году, Юрий Кончакович, носил христианское имя. (Pelliot, A propos des Comans J. A., 1920, 149).
Однако кипчаки запросили помощи у русских. Один из кипчакских ханов по имени Кутан, дочь которого была замужем за русским князем Мстиславом Галицким, получил от своего зятя и других русских князей объединенную армию против вторжения монголов. Русская армия в количестве 80 000 человек под командованием галицких князей из Киева, Чернигова и Смоленска спустилась по Днестру, закончив перегруппировку сил в Хортице в окрестностях Александрова. Монголы отступили и приняли бой только тогда, когда враг был достаточно утомлен, а его различные отряды находились на удаленном расстоянии друг от друга. События развернулись около Калки или Калмиуса, маленькой прибрежной реки, впадавшей в Азовское море неподалеку от Мариуполя. [569]
[569]Bretschneider, Mediaeval Researches, 1, 297.
Галицкий князь и кипчаки начали сражение, не дожидаясь подмоги из Киева, были разбиты и бежали 31 мая 1222 г. Киевский князь Мстислав, оставшись в одиночестве, три дня держал оборону в своей ставке и почетно капитулировав, он тем не менее был казнен вместе со своим окружением. [570]
Это первое поражение русских на этот раз не имело политических последствий. Впрочем, великий князь Владимирский – Юрий, который не успел прибыть со своим войском на Калку, сохранил свою армию в целости. Монголы ограбили генуэзские фактории Судака или Солдажи в Крыму (ничто не свидетельствует, как на это ссылается гипотеза Кахуна, о соглашении между монголами и венецианцами). [571]
[570]CfErdmanrLTemuclschin, 434 et sq.
[571]Hammer, Geschichte der Goldenen Horde, p. 87. Политически Солдайя (Судак) находился в зависимом положении от греческой империи Трабзонда. (G. I. Bratianu, Commerce genois dans la mer Noire, p.203.
Джебе и Суботай переправились через Волгу в направлении Царицына, одержали верх над булгарами Камы, тюрками канклы Урала и после этого фантастического рейда соединились с великой армией Чингиз-хана в степях севернее Сырдарьи.
Последние годы Чингиз-хана
Чингиз-хан вернулся в Монголию весной 1225 г. Он провел зиму 1225-1226 годов и следующее лето в своих стоянках на Туле, притоке Орхона. Ему было больше семидесяти лет. Его страшились все от Пекина и до Волги. Его старший сын Джучи вознамерился в конце проводить свою политику, что обеспокоило Завоевателя, но умер к февралю 1227 г., до того, как разногласия не обострились.