Империя страха

Бардин Юлиан Андреевич

Покосившись на вороненую сталь пистолета, лежавшего рядом на сиденье, Иван решил вернуться.

В конце концов грабители или убийцы — кто они на самом деле, было пока неясно, — должны понимать, что раз человек вырвался, значит, в самом ближайшем времени в дом должны нагрянуть вооруженные стражи поряд­ка. Не идиоты же нападавшие в конце концов?

А вернуться было необходимо — хотя бы за одеждой, в которой остались деньги и докумен­ты.

Плавно включив передачу, Иваныч тронул машину с места, разворачиваясь на маленьком

пятачке.

Не зажигая фар, он приблизился к темнею­щему в ночи дому. Внешне все оставалось спо­койно, могло показаться, что здесь вообще ни­чего не произошло, если не считать выбитой оконной рамы и сорванной с петель входной двери.

Отбросив в сторону чехол, каскадер остано­вил «жигуленок» в нескольких десятках метров от бревенчатого строения и, прячась в тени вы­соких деревьев, стал приближаться к своему жи­лищу.

Вокруг царила абсолютная тишина, нару­шаемая лишь сдержанным дыханием и громким стуком собственного сердца Иваныча.

Выставив перед собой удлиненный глушите­лем ствол, Чижов поднялся по ступеням крыль­ца и осторожно ступил за порог, прислушиваясь к каждому шороху.

Под ногами скрипнула половица — ее стон был тих и жалок, как будто тяжело вздохнула на­смерть перепуганная мышь, а Иванычу показа­лось, что разверзлась бездна, обрушившись ог­лушительным шквалом падающих камней.

Пройдя через кухню в коридор, он, к своему немалому удивлению, обнаружил, что никакого покойника здесь больше нет — чьи-то заботливые руки старательно уничтожили все следы не­давней трагедии.

Но что-то в доме было не так. Пройдя в спальню, Ваня нашел там свои вещи абсолютно нетронутыми. И документы, и деньги мирно по­коились в заднем кармане брюк.

Чижов решился и зажег свет... Представшая его напряженному взору картина была, мягко говоря, гнетущей; создавалось впечатление, что в комнатах похозяйничали настоящие вандалы.

Все было перевернуто вверх дном — распо­ротые подушки истекали пухом и перьями; из раскромсанного матраса торчали старенькие пру­жины; его незваные гости разломали даже при­кроватную тумбочку.

Жуткая дрожь пробежала по телу Чижова, и он, торопливо одевшись, выскочил на улицу, посчитав, что лучше оказаться лицом к лицу с противником на открытой местности.

Сторожко озираясь по сторонам, Чижов бро­сился к автомобилю. Указательный палец судо­рожно вздрагивал на спусковом крючке, гото­вый в любую секунду выпустить из длинного ствола огненный шквал смертоносного свинца.

Но стрелять ему не пришлось — вокруг ца­рили первозданная тишина и покой. Казалось, что даже мелкий накрапывающий дождик при­нялся бесшумно барабанить по притихшей зем­ле, боясь потревожить напряженные нервы во­оруженного человека.

Несколько минут понадобилось Иванычу, чтобы окончательно прийти в себя. Наконец он засунул пистолет за пояс и уселся в свою «шес­терку».

Пальцы по инерции потянулись к замку за­жигания, но тут же отпрянули, как будто натолкнулись на расплавленный металл, — клю­чей в замке не было, хотя Ваня отчетливо по­мнил, что оставил их там.

Мгновенно вспотевшая ладонь потянулась к поясу брюк и уже нащупала ребристую рукоятку пистолета, когда сзади явственно послышался шорох.

Иваныч инстинктивно обернулся, но не ус­пел ничего рассмотреть — на голову обрушился какой-то тяжелый предмет и перед глазами по­плыли фиолетовые круги, а в ушах раздался рас­катистый звон, как будто ударили в церковные колокола.

Мускулистое тело каскадера судорожно на­пряглось, но в следующую секунду безвольно расслабилось, сползая по водительскому сиде­нью. Чижов потерял сознание...

* * *

Лямзин проснулся в это утро раньше обыч­ного. Неторопливо прошел на кухню, поставил чайник, а затем залез в ванну.

Колючие струйки теплого душа острыми иго­лочками стучали по темени, а затем собирались в густые потоки и низвергались на расслаблен­ное тело. Ровное тепло обволакивало разбужен­ное сознание и наполняло Антона утренним за­рядом бодрости и энергии.

Натянув брюки, майор вернулся на кухню и выключил газ под кипящим чайником. Аромат­ный бразильский кофе растворился в двух ма­леньких чашечках, оставив на поверхности при­зрачную белую пену.

Лямзин водрузил на поднос тарелку с бутер­бродами, тут же разместились фарфоровые чашки, и внес все это в спальню, осторожно поста­вив на прикроватную тумбочку.

Маша крепко спала, но настойчивый аромат напитка заставил ее смешно наморщить носик. Приоткрыв один глаз, блондинка удивленным взглядом уставилась на мужчину.

Какой-то миг она никак не могла понять, где находится.

Наконец воспоминания минувшей ночи вы­рвали Машу из цепких объятий Морфея; в счи­танные секунды девушка все вспомнила и ши­роко улыбнулась, тепло посмотрев в лицо лю­бовнику.

— Кофе в постель, — дурашливо произнес Антон, — в лучших традициях восточного гос­теприимства.

— Но лишь с той разницей, — поддержала она его, — что на Востоке этим занимаются женщины. Отвернись, пожалуйста, — едва ли не жалобно попросила она, — у меня после сна всегда такая помятая физиономия, что просто стыдно показываться кому бы то ни было на глаза.

И не думая отворачиваться, Лямзин скло­нился над девушкой и поцеловал ее в губы, ска­зав:

— У тебя очаровательная мордашка, просто прелесть.

Усевшись повыше и подложив под спину подушку, Маша с видимым удовольствием при­няла из его рук горячую чашку. Осторожно по­дула на крепкий напиток и сделала маленький глоток, но тут же поморщилась, как будто ей подсунули нечто ужасное.

— Невкусно? — встрепенулся Антон.

— Вкусно, — улыбнулась она и тут же пояс­нила: — Но очень горячо.