Империя страха
Шрифт:
— Вы готовы сотрудничать? — брал с места в карьер опер с Петровки.
— Готов, — заплетающимся языком промямлил толстяк.
Старший группы повернулся к своим подчиненным и властно приказал:
— Пригласите понятых.
Открылась дверь, и в квартиру вошла та самая молодая особа, чей смазливый лик сбил с толку жирного ювелира. Вслед за ней прошествовала седенькая бабуля — соседка Цимбалевича по лестничной клетке.
— Действуйте, любезный Абрам Иосифович, — подтолкнул его капитан и тут же обратился к одному из помощников: — Будешь вести протокол.
Понуро
нялся деловито освобождать стеклянные полки серванта.
Когда на полу выстроилась внушительная батарея из хрустальных бокалов и всевозможных рюмашек, Цимбалевич нажал на какую-то потайную пружину, и зеркальная стенка плавно отъехала в сторону.
Любопытным взглядам присутствующих открылась темная ниша, доверху наполненная картонными коробочками и полиэтиленовыми пакетами.
Толстяк достал оттуда черный пластиковый бокс, походивший на школьный пенал, и протянул его оперу:
— Вот — это то, что вас интересует.
— Посмотрим-посмотрим, — внешне безразлично отозвался Прол и принялся рассматривать побрякушки.
Его лицо при этом заметно оживилось, а на губах заиграла самодовольная усмешка:
— Насколько я понимаю, это как раз и есть те самые вещички, похищенные вчера на квартире Милютиных. — Это заявление капитан адресовал притихшим в сторонке коллегам. — Составь опись, — приказал он высокому шатену с хищным выражением лица и маленькими бегающими глазками.
Пока менты занимались нудными формальностями в присутствии обалдевших свидетелей, Прол крепко взял Цимбалевича за руку и увлек в соседнюю комнату.
— Колись, кто тебе это принес? И между прочим, — лицо капитана стало похоже на лисью мордочку, — что-то я не вижу здесь еще одной драгоценности...
— Какой? — искренне удивился ювелир. — Все, что мне принесли, я честно отдал. Может, мне чего и не показали...
— Где цепочка, — зло и напористо выпалил капитан. — Ну, колись, быстро?! И кто тебе это приволок, у кого купил?
Только сейчас Абрашка вспомнил ту никчемную цепь, которую отказался взять у Гвоздика. Но, по правде сказать, он удивился, что опер уделяет столь малоценной вещичке так много внимания.
Вслух же он произнес:
— Да, действительно, была такая безделушка, но я ее не взял. Кому она нужна — ей цена три копейки в базарный день.
— А у кого купил остальное? — продолжал настаивать Прол.
Цимбалевич откровенно смутился, не решаясь заложить вора. Его замешательство не укрылось от цепкого взгляда мента, и тот проникновенным голосом сказал, как будто разговаривал с близким другом:
— Ты не ссы, скажи мне по секрету, а я тебя ни за что не выдам. Может, получится оформить явку с повинной, и отделаешься до суда подпиской о невыезде. А практика такова, что кто приходит на суд своими ногами -— тот так же и уходит, избегая общения с тюремным воронком.
— Ну, я не знаю... — неуверенно начал Абрашка.
Однако капитан перебил его, заговорив вновь, но уже более жестко и неумолимо:
— Смотри, допрыгаешься. Я ведь могу дело повернуть и так, что ты оказал сопротивление при аресте, а значит, нуждаешься в превентивных мерах. — Что это значит, он и сам не знал, но не преминул высказать собственное предположение: — Привинтят тебя к нарам в камере несколько здоровенных жлобов и начнут взламывать целку в твоем жирном пердильнике. Как тебе такая перспективка?
Дальше можно было не продолжать — ювелир спекся, как пасхальный кулич. Различия между двумя предложенными вариантами были настолько несопоставимы, что толстяк заговорил:
— Мне это принес Юра Гвоздик.
— Дегтярев Юрий Васильевич? — не то уточнил, не то изумился опер.
Неуверенно пожав плечами, Цимбалевич несколько раздраженно изрек:
— У нас не принято спрашивать паспорт. Может, он и Дегтярев, я не знаю.
— А где он сейчас? — больше для порядка, чем надеясь на точный ответ, спросил Прол.
— Не знаю. Вот честное слово, не знаю. Капитан резко повернулся и зашагал к выходу, бросив через плечо:
— Ладно, позже разберемся, а пока собирайся, поедешь с нами.
Абрашка принялся торопливо собирать вещички, в душе проклиная и Гвоздика, подсунувшего ему «горячие» цацки, и дотошного опера с его хитрыми ужимками и подходцами, и себя за то, что давным-давно не уехал в Израиль, на историческую родину.
* * *
Лямзин вошел в грязный и мрачный подъезд многоэтажки. В нос ударила застоявшаяся вонь мусоропровода с явственной примесью свежей мочи. Стены подъезда, уже порядком подзабывшие, что такое кисть маляра, несли на себе модерновую «культуру» тинэйджеров — повсюду красовались громкие названия заграничных рок-групп, разбавленные незамысловатым «я тебя люблю...» и «я тебя хочу...»; а между третьим и четвертым этажами бросалась в глаза едва ли не кровью сделанная надпись «здесь я потеряла невинность» и подпись: «Светка».
Антон криво ухмыльнулся и продолжил подъем по заплеванным ступеням лестницы.
Наконец он остановился у нужной двери, и рука его потянулась к дверному звонку. В квартире послышалась переливчатая трель, но никто не спешил впустить нежданного гостя.
Майор принялся повторять несложные манипуляции, однако все было без толку — никакого другого звука, кроме тарахтевшего звонка, за дверью не слышалось.
Уже собираясь уйти, Антон различил приглушенный щелчок отпираемого засова соседской квартиры. Повернувшись на шум, он обнаружил полноватую, дородную женщину, которой было на вид не больше пятидесяти лет.
— Здравствуйте, — вежливо приветствовал ее комитетчик.
— Здрасте, — робко ответила та, выгладывая в узкую щель, которой мешала увеличиться накинутая цепочка, — вы к кому?
Достав из кармана служебное удостоверение, Лямзин раскрыл его перед глазами женщины и веско добавил:
— Я из федеральной службы безопасности, мне хотелось бы поговорить с гражданином Жутиновым Ильей Константиновичем.
Оценив важность персоны по предъявленной корочке, соседка сбросила цепочку и распахнула перед Лямзиным дверь, приглашая его войти: