Империя ускоряется
Шрифт:
— В ближайшее время надо будет вывезти проблемный реактор на спецполигон, это в Вологодской области, 450 километров отсюда. Там и будем разбираться, что с ним делать. Небольшие утечки радиации из цеха случились, во время пожара…
— От чего возник пожар? Потушен ли он на текущий момент? — задал сразу два вопроса Христораднов.
— При скачке мощности реактора выбило заглушки на соединяющих трубопроводах, оттуда выплеснулся раскалённый натрий, это лучшее, что придумали для этих целей, от него и воспламенилось то, что могло гореть, в первую очередь краска и оконные проемы… пожар
— Хорошо, а что с рисками для населения?
— Наш завод, как вы наверно знаете, стоит в промзоне, рядом сплошные промышленные объекты, жилые дома в небольших количествах есть только на углу Сормовского шоссе и Бурнаковки с одного угла и возле кинотеатра Москва с другого… еще можно рассмотреть дома по проспекту Героев и 22 партсъезда, но по-моему это уже очень далеко. Непосредственной угрозы жизни и здоровью проживающих там я лично не усматриваю, но необходимо будет провести соответствующие замеры во всех этих местах, а затем уже принимать решение…
— А кому вообще пришло в голову размещать такое производство практически в центре большого города? — это уже я задал вопрос. — Разве нельзя было вынести его хотя бы на окраину, а еще лучше километров за 20–30 от города?
— Сергей эээ…
— Владимирович, — помог я ему.
— Да, Владимирович, решение о создании ОКБМ принималось в далёкие послевоенные годы, когда ковался ракетно-ядерный щит страны, боюсь, что вопросы безопасности населения в те годы не были приоритетными.
В этот момент я понял, что мне не давало покоя весь этот разговор, и я немедленно озвучил это:
— А давайте прокрутим плёнку, которую журналисты сняли, там в конце должно быть видно, что обвалилось на вашем заводе.
И я набрал номер Виктор Сергеича на мобильнике. Он оказался рядом, в здании горисполкома, запрос понял и пообещал принести требуемое в очень сжатые сроки. Сидим, ждём, пьём кофе, приготовленное секретаршей, а в приёмную тем временем подтянулись почти все члены ликвидационной комиссии. Через 15 минут появился Виктор Сергеич с кассетой и видеомагнитофоном (где он его взял, не знаю, да это и неважно).
Тут я взял руководство в свои руки, оперативно подключил видик к цветному телевизору, стоявшему в углу кабинета, к сожалению системы СЕКАМ, так то картинка будет черно-белой, предупредил я народ. Перемотал минут на пять назад и запустил.
— Это я отвечаю на вопрос о радиации… это демонстрирую работу дозиметра… а это оно самое, что нам хотелось бы увидеть, — нажал я на паузу.
Изображение остановилось, подёргиваясь туда-сюда, в правом верхнем углу было отчетливо видно обрушение стены какого-то корпуса внутри завода.
— Что это за цех? — спросил Христораднов, глядя на директора.
На того страшно было смотреть, настолько он побелел.
— Это… это… — пробормотал он, — первый конструкторский цех.
После этого он обмяк и свалился на ручку кресла, голова его свесилась вниз.
— Врача срочно! — первым отреагировал я и, не дожидаясь более медленной реакции остальных, вышел в предбанник и продублировал просьбу секретарше.
Дождались доктора из скорой помощи при похоронном молчании собравшихся. А когда
— Военные подъезжают к заводу… а в Стригино приземлился ИЛ-76 со специалистами и оборудованием. Сережа, давай в Стригино, привезёшь их сюда. А ты, — и он показал на зама пр промышленности, — на ОКБМ, координировать действия с армией…
– --
Этот день, казалось мне, никогда не закончится… часов в 11 вечера только я добрёл до своего кабинета, где меня дожидалась верная Анюта в окружении обозлённых корреспондентов.
— Спокойно, товарищи, — сумел опередить их я, — всё не так уж и плохо, как казалось сначала. Ваш арест прекращается, плёнки мы вам вернем чуть позже, а пока можете быть свободными до завтрашнего утра.
— Так что там, Серёжа? — обеспокоенно спросила Аня — какие последние новости?
— Как я уже говорил вот им, — я показал на Машу, — ситуация под абсолютным контролем, радиационный фон вне завода ненамного отличается от естественного, оснований для паники никаких.
— Ну так скажи это еще раз на камеру, — попросила Маша.
— Да не вопрос, расчехляйте ваши аппараты…
Повторил практически дословно то, что с утра говорил возле завода, Маша вяло задала пару наводящих вопросов, я так же ответил на них, после чего разговор угас, а корреспонденты убыли в свою гостиницу. А мы с Анютой наконец отправились домой, думал не доеду я туда сегодня. Ночной город был тих, спокоен и беспечен, народ возвращался со вторых смен… надо ж, а в 21 веке уже и забыли, что такое вторая смена, с которой приходишь в пол-первого ночи. На лавочке у нашего подъезда было непривычно пусто. Аня поставил чайник на плиту, достала какие-то тарелки из холодильника, после чего села на табурет и заревела в голос… утешал, как мог.
— Ну ты чего, родная, пока никто не умер, пока всё хорошо… ну относительно хорошо, но могло же быть и хуже… зачем эти слёзы, а?
Она вытерла наконец глаза полотенцем и приступила к содержательной части своего выступления:
— Ты знаешь, Сергуня (что-то раньше она меня так не называла), последний год я живу как в этой… как в сказке.
— В какой? — тут же уточнил я.
— Которая про Золотую рыбку — чего ни захочу, всё тут же и сбывается. И на телевидении я снималась, и главную роль в кино сыграла, и в Америку съездила, и с Генеральным секретарем разговаривала, и с американским президентом тоже, и с Высоцким ты меня знакомил, и с Николсоном грибы вместе ела, и женой первого советского мэра вот сегодня стала. А мне всего только на минутку 18 лет… через месяц 19 будет.
— Ну так это наверно хорошо, вся жизнь впереди, чего плакать-то? — попытался я перевести разговор в обыденное русло.
— А ты вспомни, чем закончила старуха из той сказки?
— Ааа, вон ты про что, — догадался наконец я, — разбитого корыта опасаешься?
— Да, опасаюсь… вдруг с тобой что случится, я этого не переживу.
— Спокойно, дорогая, — уверенным голосом провозгласил я, — почему со мной что-то должно случиться? Как говорится в одном известном анекдоте — «не дождётесь».