Империя. Цинхай
Шрифт:
Эмбер ждала его, придя заранее и разминаясь. С тех пор, как Николь увёз Николас, и угроза врывающейся ревнивой фурии пропала, племянница Энди Лау раскрепостилась, позволяла себе продолжительные взгляды, милые улыбки и дружеские беседы. Она не уходила побыстрее после тренировки, а могла теперь плюхнуться на коврик, попивая воду, и рассуждать с Сандо о технике боя, о тонкостях корейской или китайской борьбы.
– А капоэйра ты не владеешь? – поинтересовалась девушка, оглядывая своего наставника. Сандо посмотрел в зеркало на стене, нахмурив брови своему отражению.
– Я не из Бразилии происхождением. На родине моих предков предпочитают луча либре*.
– Луча либре? – повторила Эмбер. – Звучит
– На деле – ничего особенного, мордобой, как и всякая другая драка, в каком бы боевом стиле она не проходила. Что касается капоэйра – это как раз наоборот дешёвые бабские пляски, - поморщился Сандо, - ты можешь меня представить в этой грациозной акробатике для балерин?
– Я могу тебя представить много в чём, - стрельнула бровью Эмбер, хитро улыбнувшись и присосавшись к горлышку бутылки. Несвойственное ей кокетство выглядело правдиво, но могло оказаться таким же продуманным жестом, как задуманное вольным братом. Он, уловив её ход мыслей, оторвавшись от места поодаль, на котором стоял, выравнивая дыхание после упражнений, медленно подошёл к девушке и сел напротив неё на корточки, посмотрев ей в глаза.
– Много в чём? А совсем без всего меня представить можешь? – Эмбер ещё плотнее приникла губами к бутылке, не желая отвечать, почувствовала, что может ляпнуть лишнего. Щёки её запылали, но взгляд остался не смущенным. Однако Сандо смотрел в упор и молчал, ожидая ответа, а в сосуде не было количества воды, достаточного для многочасовой тишины. Эмбер прервала глотки и, оторвавшись и утерев влажные губы тыльной стороной ладони, негромко произнесла:
– Некоторые вещи… приятнее увидеть вживую, чем бестолково их представлять. – Сандо опустил взор на её рот, сказавший эти слова. Он не хотел его жарко целовать, он не хотел неистово эту девушку, как и вообще не хотел страстно и безрассудно никаких женщин, кроме двух случаев в своей судьбе. Его не влекло ни к её лицу, ни к её фигуре, постоянно обряженной в пацанские балахоны и размахайки, ни к ногам, ни к грубоватым пальцам с ногтями, что не знали маникюра, ни к коротким волосам. Но Сандо хотел секса, тело привыкло какое-то время назад ощущать другое тело, и без этого зудело и томилось, не советуясь с мозгом. Сандо знал, что должен заниматься сексом, если не хочет усугубить ситуации с Николь слухами об их романе, о каких-то там возвышенных чувствах, если не хочет духовного распада и погружения в ту тьму, что много лет назад охватывала его. Ему необходимо спокойствие. И доверительные отношения с Эмбер.
Едва она поставила закрученную крышкой бутылку, как он взял её за щиколотки и, резко потянув на себя, завалил на спину. Девушка подумала, что воин решил продолжить тренировки, и проверяет её реакцию. Да, она расслабилась и пропустила момент нападения, но можно попытаться отбиться. Эмбер изловчилась подняться силой пресса, не по-девичьи плоского и твёрдого, поймала одну из рук Сандо, чтобы убрать её, заломив, но не смогла сделать ничего. Мощь его мышц была непоколебимой, непобедимой. Наёмник схватился за пояс бесформенных, удлинённых до колена шорт, свободно сидевших на девушке, и без разрешения их потянул вниз.
– Сандо! – крикнула Эмбер, усилив попытки отбиться и не дать себя раздеть. – Что ты делаешь?! Прекрати!
Он ничего не отвечал, таща с неё одежду дальше. С шортами зацепил и трусы, быстро стянув их через ноги в носках и кроссовках. Эмбер давно не девственница – это ему известно. Сопротивление её было не от страха или неприязни, а от неожиданности и, наверное, неудовлетворения обстоятельствами. Каждая женщина ждёт каких-то особых для себя, ведомых только ей, при которых согласна отдаться, но золотому было не до тонкостей и разбора в эту минуту. Он не стал снимать её полосатую футболку и пробираться к груди, которая, возможно, была побольше, чем у Николь – а может и нет, - но не манила на себя посмотреть. Сандо увидел светлую кожу ляжек, внутренней стороны бёдер, аккуратно подстриженную растительность
– Что на тебя нашло? – уже не злясь, но возмущённо, ударила его в грудь Эмбер. Наёмник пожал плечами, расстегнув ширинку и подмяв под себя племянницу Энди.
– А ты разве этого не хочешь? – безапелляционно спросил он, рывком войдя внутрь девушки. Она стиснула зубы, прошипев, и с иронией заметила:
– Левополый!**
– Но тебе это нравится, - хмыкнул он, - как и большинству женщин.
– Я похожа на большинство? – сделала ещё одну попытку выскользнуть из-под него Эмбер, но он не дал ей этого, и вошёл до упора, заставив её простонать.
– Чёртовы бабы, любите вы слышать, что таких как вы больше нет! – хохотнул Сандо и, схватив девушку за шею, привлёк к себе её лицо и всё-таки поцеловал, попросив: - Замолчи, и дай потрахаться!
Убежденно улыбнувшись, Эмбер подалась бёдрами навстречу, и они, почти на полу, на тонком мате для борьбы, слаженно задвигались, быстро вспотев. Белые кроссовки колыхались в воздухе над бронзово-смуглой спиной Сандо, только и сумевшего в порыве, от жары, стянуть майку; чёрная лента, державшая его волосы, свисала вдоль шеи, мимо неё стекали капли пота. Эмбер тяжело задышала, предчувствуя силу во внезапно приобретенном любовнике, ей пока были неизвестны его возможности, но уже размер, значительный, по сравнению с китайцами, из которых складывался основной опыт девушки, делал серьёзную заявку. «Господи, как он спал с тощей Николь?
– невольно пронеслось в её голове. – Она либо резиновая, либо изнутри пустая».
Дверь в зал сдвинулась, и в него попыталась войти одна из горничных, втаскивая ведро воды и швабру. Успев сделать несколько шагов и не сразу сообразив, что происходит, она увидела, наконец, совокупляющуюся пару и, охнув, ахнув, начав извиняться и вдруг поняв, что не до выслушивания извинений этим людям, вынеслась прочь. Охолонутая стыдом Эмбер, потерявшая весь настрой, продемонстрировавшая невольно прислуге почти весь голый зад, стала выпихивать из себя Сандо, но он, потешаясь над этой ситуацией, задвигался быстрее и, лишь кончая, вышел из неё. Его обнаружение собственного голого зада перед кем-либо давно не волновало. «Если она хоть как-то связана с Шаньси, то им ни к чему знать, что я стерильный» - решил он, и оросил ноги своей партнёрши. Эмбер села, подтягивая к себе трусы и шорты.
– Чёрт, чёрт! – ругалась она, выворачивая одежду, но не спеша её надеть: озиралась, чем бы вытереться? – Теперь весь дом узнает, чёрт, Сандо!
– И что? Пусть узнает, - опустошенный и облегченный, завалился он на спину, прислушиваясь к приятному расслаблению мышц, к довольному организму, согласному на какое-то время стать примерным. Ему это и нужно, пусть все знают, что плевать ему на Николь, что никаких глубоких привязанностей не было, он просто спит с той или иной, потому что ему надо, потому что он – мужчина, пусть даже каменно-железный. А вообще-то, золотой. Сандо покосился на растерянную Эмбер и, поднявшись и взяв два полотенца, что всегда висели у орудий, одно протянул ей. Она кивнула с беззвучным «спасибо» на устах, и затёрла ноги. Сандо протёрся сам и, откинув полотенце, подсел к близняшке Генри. – Нормально всё?
– Ничего не нормально, - спокойно, как-то даже шутливо, хоть и с долей печали, стала продевать ноги, одну за другой, в бельё Эмбер. – Никакого удовольствия не дадут получить… Я за тебя рада, конечно, но мне тоже хотелось поймать кайф. А вышла лажа какая-то…
– Ну, с кем не бывает, - пожал плечами Сандо. Девушка на него посмотрела и, что подумала, то и сказала:
– Ну да, вольные братья Утёса – не для удовольствия созданы, глупо было надеяться.
– У нас и самих, знаешь ли, такой сахар редко перепадает, - хмыкнул он и поднялся. Изображать наёмника. Быть наёмником. Казаться наёмником. Не потерять в себе золотого. Не забыть о том, чего он добивается всем этим. – Приду к тебе ночью, - бросил он через плечо.