Импортный свидетель (сборник)
Шрифт:
Начальник отделения, совсем еще юный старший лейтенант, долго слушал психиатра и полковника, а потом справедливо сказал:
— А собственно ответом на ваш вопрос и будет этот ваш инцидент. Вы же понимаете, что как бы нездоров ни был человек, но просто так он ни на кого не нападет. Значит, на него что-то нашло. И нашло в тот момент, когда вы с Яремщиковым близко подошли к машине. Он мог с ним когда-то встречаться, может, и во время войны, а теперь вдруг узнать.
— А кстати, где этот Яремщиков был в годы войны?
— Да здесь, в полиции. Отсидел:
— Дважды, второй раз попался.
Старший лейтенант помолчал, подумал, потом снова сказал:
— Знаете что, давайте вы ко мне сюда подъедьте через три дня, решим все вопросы. Я сейчас всего точно не знаю, уточню — сообщу.
Неизвестно, что именно собирался уточнить старший лейтенант — это его дело, но ровно через три дня Нестеров был у него, и вместе они отправились к прокурору района.
Прокурор района, только что после юрфака, рассказал, что в числе предъявленных Яремщикову обвинений было и убийство колхозницы Малышевой. Но на суде не хватило доказательств, пошел только как предатель за пособничество врагу на двадцать пять лет. Расстрел дать не смогли, появилось смягчавшее вину обстоятельство: принес списки тех, кто служил у немцев. Но принес, когда уже запахло жареным.
— Во всяком случае, — сказал прокурор, — спасибо, что помогли. Вернемся к делу Яремщикова.
28
Снег еще не покрыл землю полностью. Это был ноябрьский снежок. Дул сильный ветер, от которого потре с кались губы, шелушились обветренные щеки. От скитаний истрепалась одежда, развалилась обувь. Кончилась махорка. Ноги разведчиков распухли и кровоточили, идти стало нестерпимо больно.
Иван, Петр и Николай пробирались к своим. Хотя были просрочены все сроки, но они шли к своим, к своим. И вот уже, как говорится, рукой подать.
От деревни Синялгово, которая уже виднелась в дымке, до Погостья, куда должны были выйти разведчики и где их все еще ждали (не могли не ждать), было четыре километра.
С околицы они долго вглядывались в пустоту и безлюдье заметенных снегом улиц. В селе (они знали это) размещался штаб одной из фашистских частей, и после шести вечера гитлеровцы загоняли жителей по домам. Группа Кузьмина, не заходя в деревню, обогнула ее слева, с тем чтобы пробраться к реке. Возле самого-берега обозначилась банька. Зашли на минуту укрыться от ветра. Это была их ошибка. Едва они зашли внутрь, как дверь с шумом захлопнулась. Стало быть, кто-то недобрый наблюдал за ними.
Первое желание — убежать, но банька сработана на совесть. И все-таки — бежать.
— А знаете, кто нас заложил? — спросил Николай ребят.
— Кто?
— А вон, глядите, — и он показал на бежавшего парня, того самого, который встретился им в овраге в прошлую их вылазку, с полмесяца назад.
— Ну, гад, ведь к штабу бежит, времени-то не больно.
И Кузьмин принял решение. Иван и Николай неимоверными усилиями отогнули одно бревно ровно на столько, чтобы туда мог пролезть самый щупленький из них. Через полминуты Петр уже был у воды и не задумываясь бросился в реку. Когда он выбрался на той стороне, страх разогрел его кости, оглянулся, ко не разглядел ничего, кроме синей мглы.
У Погостья Петра ждали разведчики. Он доложил, что двоих забрали немцы. Грустная группа двинулась в Ленинград.
А дальше случилось совершенно непредвиденное. При очередном налете бомба попала в машину, в которой ехали Петр Петров и его сопровождавшие. Погибли все, а Петра взрывной волной контузило. Когда он пришел в себя, то ничего не помнил и стал бродить по городу. Он скитался несколько суток. Его забирал патруль и выпускал, его отправляли в медсанбат, он выходил оттуда, пока, наконец, его случайно не узнал на улице товарищ и не привел домой. С тех пор разведчик Петр Петров перестал существовать, а стал обыкновенным инвалидом Алябьевым. Родители-то не знали, что их сын служил в разведке. Он же об этом не вспоминал. Так прошла его жизнь. И уже на склоне лет в старике около километрового столбика на Московском шоссе он вдруг узнал предателя. Его сознание просветлело…
У прокурора возник вопрос: «А почему Яремщиков выдал группу Кузьмина немцам, захотел выслужиться?»
Ответ на него дал сам Яремщиков: «Они ж видели меня, могли понять, что я осильничал Малышеву, могли выдать».
Точку в деле Яремщикова поставил суд, который рассмотрел преступление, не имеющее по советскому законодательству срока давности.
29
Много народу собралось на высоком берегу реки Мги для того, чтобы эксгумировать останки погибших воинов.
Яремщиков лез всюду, чтобы именно ему позволили, как очевидцу, показать место гибели разведчиков.
— Я один видел это место, — все время повторял он.
С санкции прокурора области Яремщиков в качестве свидетеля был доставлен под конвоем в тот населенный пункт, в котором он прожил много лет. Но районным властям, школьникам, всем собравшимся людям так не хотелось прибегать к помощи Яремщикова, что, не сговариваясь, они объявили ему бойкот.
— Судьба всех добрых дел такова, — сказал седой старик, бывший учитель, — что они вершатся истинными людьми. Я знаю, где это: мой сын посадил там рябину. Ему было тринадцать лет, его расстреляли немцы, и я запомнил это место.
Все оцепенели и стояли как будто в чем-то виноватые перед стариком. Эксперты-криминалисты начали свое дело. Вскоре в комьях земли обнаружили останки разведчиков. Их давно приняла земля, и трудно даже было разобрать что-то. Останки были бережно упакованы и направлены на экспертизу.
Скульптор-криминалист сделал свое дело на совесть.
А отпуск Нестерова подходил к концу. Но мог ли он жалеть, что провел его столь хлопотно, постоянно мотался по городу и за город? Ведь он чувствовал себя не просто при деле, но был причастным к каким-то особым таинствам истории.