Иначе жить не стоит
Шрифт:
Отец сияет. Профессор Русаковский — его слабость.
— На сколько душ заготовить харч?
— Я не разобрал точно, только там и дети, и твой Никита, человек восемь, на грузовике едут.
— На грузовике?..
Игорь вспомнил жену профессора. Красоточка. И веселая. Даст бог, отец ударится в философию с мужем, а жена предпочтет погулять…
Как всегда, когда у него рождалось желание поухаживать, Игорь чувствовал прилив энергии. И все ладилось. Рыдван сразу завелся. В чайной нашлось приличное вино и кое-что из закусок. На базаре купил уток
— Действительно, организаторские способности! — сказал отец.
К ужину тоже хватило всякой снеди. Игорь сам накрыл стол в палатке отца, откуда вынесли койки.
— Папа… Никиту, конечно, не считать? Пусть с Лелькой?
Отец вскинулся, хмуро поглядел на сына.
— Именно — считать. С Лелей. Вдвоем.
— Ты себе представляешь — Русаковские… и Лелька!
Отец жевал губами — признак сильнейшего недовольства.
— Олег Владимирович — умнейший человек, — сказал он. — Поживешь — узнаешь: чем больше человек, тем проще ведет себя. А жена его… — он опять пожевал губами. — Она будет рада таборной обстановке. И почему я должен думать, подойдет ли ей компания, а не наоборот — подойдет ли она к компании?
Игорь засмеялся. Резонно! Пусть будет табор как табор. Подговорить бы Лельку спеть свои залихватские песенки!..
Вышли встречать гостей за пределы лагеря, в степь. Аннушка надела белую блузку, распушила свои начисто отмытые, светлые, выгоревшие за лето волосы — они разлетались цыплячьим пухом вокруг ее обветренного, дочерна загорелого лица.
В стороне, на старом кургане, охватив колени руками, неподвижно сидела Лелька. В красной кофточке и сандалиях на босу ногу, надвинув на глаза широкополый бриль, она не отрываясь смотрела в ту почти неразличимую точку горизонта, где должен показаться грузовик.
И вот он появился.
Переваливаясь на ухабах размытой дороги и оставляя за собой хвост бурой пыли, он медленно приближался, а на нем приближалась песня, которую разнес по всей стране рабочий паренек Максим из недавно появившегося фильма:
Крутится, вертится шар голубой, Крутится, вертится над головой…Матвей Денисович тяжело побежал навстречу.
Грузовик остановился.
В фургоне азартно заканчивали песню:
Вот эта улица, вот этот дом…Первым соскочил Липатов и заспешил к Аннушке. За ним выпрыгнул Никита, через головы встречающих сразу приметил неподвижную фигуру под брилем — и перестал петь. Палька гаркнул над его ухом:
Вот эта барышня, что я влюблен!И спросил, подмигивая:
— Она, что ли?
Никита не ответил. Всю дорогу посмеивался шуточкам насчет предстоящего
— Вылезай, не бойся, я приму.
Игорь подходил не спеша, приглядываясь, что за компания приехала. Никита… стесняется, чудак! Какая-то женщина. Палька Светов. А вот и красоточка. Хороши ножки, ничего не скажешь!
Он ускорил шаг и вдруг остановился, густо покраснев.
Перед ним, отряхивая пыль с жакета, стояла Катерина.
Черные косы по-новому закручены вокруг головы — высоко поднятым венцом, отчего вид у нее еще более величавый. Статная, с пышной грудью и боками, с твердо поставленными ногами. Ни в позе, ни в движениях — никакого кокетства: смотри, если хочешь, я сама по себе. Еще похорошела и опять неузнаваемо изменилась.
Игорь не нашел слов, чтобы приветствовать ее. Молча поздоровался с нею и с другими, молча пошел рядом с Катериной…
Никита отстал. Когда Катерина оглянулась, он уже сидел на кургане, но не возле девушки, а на почтительном расстоянии. На губах Катерины промелькнула улыбка — и тотчас отразилась на лице Игоря.
— Любовь, — сказал он.
Она впервые взглянула на него с живым интересом, но интерес относился не к нему, а к той парочке.
— Девушка — хорошая?
Игорь ответил словами, которые удивили его самого:
— Если любовь настоящая — значит, и человек хорош.
— Я хочу познакомиться с нею.
После этих слов Игорь настойчиво звал Лелю с Никитой ужинать, но они смутились и убежали в столовую, где скоро началось веселье. Из палатки начальника было слышно, как хохочет молодежь, а потом донеслась песня — девичий голос выпевал слова задорные, смешные, но звучало в этом голосе ликование.
— Лелька поет, — сказал Игорь.
Катерина рассеянно прислушалась. Она ела мало, смеялась редко, думала о чем-то своем. За столом господствовали Матвей Денисович и профессор, они спешили наговориться после долгой разлуки.
Русаковская держалась сдержанно. Нетрудно было заметить, что Палька Светов совершенно присох к ней, но теперь это только обрадовало Игоря. С помощью Пальки он уговорил обеих женщин поехать после ужина купаться.
— И мы! И мы! — закричали дети.
Это решило вопрос о профессоре и Матвее Денисовиче — для них мест в машине не хватило.
Выводя рыдван, Игорь думал о том, что посадит Катерину рядом с собой, — и злился на себя и на нее. Наваждение какое-то! И что мне она? Зачем? Шахтерская мадонна!
Как нарочно, в небо выползла чуть скошенная, рыжеватая луна, и сразу все стало прекрасным — и палатки лагеря, и неоглядная степь, и уходящая вдаль дорога, еле заметная среди степной глади.
Катерина сидела рядом с Игорем. Широко раскрытые глаза, плотно сжатые губы. Не заговори с нею — сама и не подумает.
— Какое у вас лицо, такими, как вы, пишут мадонн, — сказал Игорь и про себя усмехнулся — она, должно быть, и не знает, что такое мадонна. Как она поведет себя — притворится, что поняла? Или промолчит?