Иная. Песня Хаоса
Шрифт:
— Не тебе судить, чужеземец. Ты, бишь, только в город вошел, я видел вас у ворот. Не учи, как нам жить, — прикрикнули на него стражники. А вор таращил гноящиеся мелкие зенки, словно умоляя Вен Аура вступиться за него. Но никто не шевелился.
— Верно. Мы за свой труд монету получаем. А у него что? «Ремеслом» они это называют, — презрительно бросил кузнец, по-свойски хлопнув широкой ладонью Вен Аура по плечу, призывая не мешать. Котя тоже надеялась, что спутник не сглупит.
— Жители Дештя! Вы все видели, что свершилось преступление! — возвестил верный страж града. Котя отвернулась, когда дружинники взмахнули мечом. По улице разнесся истошный вопль, переходящий в скулящий плач. Потом потерявшего сознание вора утащили
«Ну вот, не успели попасть в город, а уже нажили себе врага», — сокрушалась Котя, хотя и не испытывала никакого сочувствия по отношению к карманнику. Но от произошедшего в ней поселилось смутное недоброе предчувствие. Зато Вен Аур оказался иного мнения насчет происшествия и печали не предавался, пусть и поборол неприязнь от отрубания руки вору. Вероятно, жестокость не претила ему. Он бесстрашно подошел к кузнецу и прямо спросил:
— Добрые люди, вам подмастерья не нужны?
Дальше он повторил всю историю, которую за время путешествия успел выучить и украсить подробностями настолько, что почти сам поверил. Котя подумала, что вот так Вхаро тоже позабыл о том, как жил в Хаосе. Поверил в свою ложь, которую рассказывал селянам. Оборотни умели сливаться с людьми не только обликом, но и образом мыслей.
«Только не потеряй себя ради меня», — просила мысленно Котя, замечая, что спутник становится все более изворотливым. Пропало в нем очарование лесного дива. Но появилось какое-то иное, очарование уверенного в себе человека, сильного мужчины. Вен Аур недолго поговорил с кузнецом. Происшествие помогло ему быстро заслужить доверие.
— В дружину попробовать не хочешь? Ты вон какой ловкий, — спрашивал кузнец, кивая на городских стражей, которые настороженно проходили по улице, высматривая возможных сообщников лиходея.
— Да нет, я человек мирный и к командам не привык, — отмахивался скромно Вен Аур. При необходимости он умел показать себя кротким и послушным.
«Мирный… Ой, врун! Но к командам точно не привык», — мысленно комментировала Котя, сдерживая язвительную улыбку. Она удивилась своей зависти: ей-то места так легко пока не нашлось.
Только теперь она поняла, что придется пойти в услужение на чей-нибудь двор портомойкой или, если повезет, пряхой. Так она и хотела изначально, на большее девочка из глуши не рассчитывала. Но теперь вспомнились все ночи в лесу и на сене, короткие объятья, случайные взгляды. Тоскливо и сумрачно сделалось на душе, город представал враждебным единым существом с множеством лап и глаз. Оно разделяло с Вен Ауром. И зачем странники так стремились попасть в этот бурлящий котел? Ведь и в какой-нибудь деревне нашлась бы работа, построили избу на отшибе. И дело с концом. Хотя в половине деревень их вовсе не приняли, а другая половина тоже не ждала чужеземцев. Зато стольный Дешть не показался суеверным.
«Но нас здесь никто не ждет. По крайней мере, меня. А хотя где нас ждут? Некуда бежать, нас нигде не ждут», — подумала с тайной горечью Котя.
Тем временем Вен Аур вышел из кузницы. Глаза его блестели лихорадочной радостью. Он совсем не понимал, что сулит им стольный град.
— Котя, останешься со мной в кузнице? — воодушевленно спросил он, ласково, но слишком резко схватив за руку. — Они сейчас до вечера подумают, посмотрят, что я умею. Если оставят, то у нас будет свой угол в общей избе, отгородят занавеской.
Говорил он торопливо, глотая слова, словно захлебывался свалившейся на него удачей. В деревне рассказывали, что такие подарки судьбы всегда не к добру. Если случалось кому-то отличиться на охоте или быстро разбогатеть, так все и судачили, что скоро либо амбар сгорит, либо первенец у него умрет. Иногда поверья и домыслы бесследно тонули в яде злых языков, но иногда и сбывались недобрые предсказания. Котя поежилась:
— У нас… Где же это видано, чтобы девица с молодцем рядом жила в общей избе.
Она представила большую длинную избу с десятью-двенадцатью молодцами, вообразила завистливые и, что скрывать, голодные взгляды на себе. Стало неприятно, не о такой судьбе она мечтала. Уже желала вместе с Вен Ауром затеряться в лесах с дикими зверьми? Он с полной готовностью принимал человеческую жизнь, скрываясь от гнева Моля. Но что теперь двигало им? Необходимость сбежать? Древний зов? Человеческие чувства? Котя терялась.
— Так ведь только пожениться надо. И все! Никто не осудит! — беззаботно отозвался он. И та легкость, с которой эти слова слетели с его обветренных губ, оглушила Котю, заставив замереть на месте. Челюсть свели невысказанные слова возмущения. Но разве не того она желала? Разве не о том мечтала с юности? По зову сердца, по зову судьбы… Зову. Да, зов велел им быть рядом, навечно вместе. Только он же однажды обманул Вхаро. И мелькнувший черной тенью образ главаря посеял сомнения. Коте нравился Вен Аур, от его прикосновений по телу разливалось приятное тепло. Она точно знала, что это взаимно, хотя они ни в чем не признавались прямо. Но любовью ли назывались эти незрелые случайные чувства? Пусть беглецы и прошли долгий путь бок о бок, но они неизменно принадлежали к разным мирам, а в городе их никто не ждал.
— Вот слишком ты прыткий! — сжав кулаки, бросила Котя. — Я в город шла? Шла! Пойду работу искать и себе. А там и посмотрим, как дальше жить.
Вен Аур отшатнулся от внезапной резкости ее тона. Котя ощутила укол вины, поэтому примирительно переплела его пальцы со своими. Ей казалось, что они прощаются. На мгновение она почти согласилась на спонтанное предложение. Но природное упрямство не велело принимать его сразу, без раздумий. Себе Котя объяснила, что им сперва следует прижиться в городе, нажить хоть какого-нибудь добра, а Вен Ауру и вовсе привыкнуть к своему новому телу. Но в глубине души Котя понимала, что это все отговорки и простой страх маленькой девочки, которая так до конца и не исчезла из нее после всех злоключений. В лесу она без страха льнула к Вен Ауру в поисках тепла. А здесь, среди людей, она снова смущалась, запрещала лишний раз смотреть на него, потому что слишком дурманил лукавый изгиб тонких губ и блеск зеленых глаз с приподнятыми уголками. Котя решительно встряхнула головой, точно отгоняя наваждение.
— Кузнец сказал, что в прядильной мастерской на княжьем подворье вроде нужны мастерицы. Ты петь не умеешь, но зато вышивала красиво, ты сама так говорила. Венчик еще с тобой. Покажешь им. Может, и возьмут, — вторя ее мыслям, хмуро обратился к ней Вен Аур. Похоже, он чувствовал себя немного обманутым. Но минутную неловкость развеял зычный голос кузнеца. Он уже надел коричневый кожаный фартук, его щеки раскраснелись от жара в кузнице.
— Что, девица, в услужение пойдешь? — обратился он, слегка подслушав разговор. — А как же жених твой? Вы погорельцы вроде. Чай перед свадьбой беда случилась. Как же так…
— Да, в услужение бы мне пойти теперь, — кивнула с деланной беззаботностью Котя. Но улыбка вышла вымученной.
— Ты только знай, кузница-то на отшибе. Рядом только оружейники и гончарная слобода у реки. А прядильни на княжьих и боярских дворах в детинце.
— Ничего, люди добрые, нам все сойдет. К труду не привыкать, — миролюбиво кивнула ему Котя.
— Хорошо. Вижу, что люди вы честные. Вот и беду от меня отвели. У лиходея-то нож был. И кто его знает… на днях одного гончара убили вот так же в толпе, среди бела дня. Он, бедолага, стоял, рану в боку зажимал, сказать-то ничего не мог, никто даже не понял. Подбежали, когда он упал и уже неживой оказался. Так что, может, духи послали твоего жениха мне на выручку. Ты если на подворье пойдешь, так и скажешь: поручился за тебя кузнец Бала.