Иная. Песня Хаоса
Шрифт:
Только с русалки на охлупени исчезли сосульки. Но время текло неизменно, и так настал Праздник Весны. Его-то Котя ждала, сладко томилась. Она волновалась, ведь они с Вен Ауром не могли назначить место встречи. Котя представляла, как выйдет весь народ на гулянья, как выплеснутся на улицы все мастерские и избы. Людское море представлялось чужеродным бурным потоком. Но когда настал день праздника, Котя поняла, что даже в толпе ни за что не потеряет Вен Аура. Ведь их связывал зов.
— Наконец-то! Хоть денек без работы! — ликовала с самого утра Желя. — День Весны! Ты какую весну отмечаешь?
— Восемнадцатую, — призналась Котя, сама не веря, что теперь повзрослела еще на один год. У ее ровесниц в деревне уже по двое-трое детей рождалось к восемнадцатой весне. Но старой вековухой Котя себя не считала.
— Поздравляю! — улыбнулась Желя, звонко чмокнув в щеку. Какую весну встречала она, так и не удалось узнать.
— Да, все мы теперь на год старше, — проговорила задумчиво вдова.
— Вот повеселимся-то! — не унималась Желя.
В Ветвичах все отмечали одновременно День рождения, вернее, новую весну. Тогда-то едины делались крестьяне и князья. Все праздновали новый год своей жизни вместе с расцветом земли, природы. Хотя в тени еще лежал снег, и люди носили тулупы.
— А говорят, еще хороводы будут! Пойдем же, Котя, пойдем! — щебетала маленькой птичкой Желя, носясь по избе к неудовольствие бабки Юрены. Последняя оставалась на печи, блаженно согревая ноющие кости и по-старчески наслаждаясь покоем.
— Но я… — замялась Котя, пока вокруг нее вертелся неутомимый маленький вихрь в лице подруги.
— Успеешь и к полюбовнику своему, — отмахнулась Желя. И тогда Коте захотелось чуть ли не ударить ее. Она не понимала и не желала понять чувства других людей. Но сердиться не получалось, поэтому Котя согласилась.
— Одевайся, одевайся скорее! — Желя потянула за руку, мешая завязать тулуп.
— Да что же ты, неугомонная! Дай Коте хотя бы платок поправить! — беззлобно заметила вдова.
Все мастерицы радостно прихорашивались, пусть у многих не было красивых сарафанов. Котя же не осмелилась показывать серебряный браслет, который неизменно носила под рубашкой. Она осталась в обычной одежде. Только дотронулась до девичьего венчика — того самого, родного, с неправильными узорами — и вышла со всеми на двор.
Тяжелые ворота детинца были настежь открыты, хотя стражники внимательно приглядывались к каждому входившему на княжий двор. Но в этот день не полагалось никому чинить препон. В любом доме угощали всех добрых людей.
Стайки девушек и молодцев перелетали от избы к избе с задорными песнями, раскрывали мешки и получали вкусные подношения от хозяев. Хотя весна и считалась голодным временем, но в Ветвичах верили: если уж пережили зиму, то протянут еще год до следующей весны. Впрочем, стольный град не страдал от недостатка еды.
«Помню, в деревне было несколько весен совсем без угощения, когда летом настигала нас засуха. А если теперь будет осада? Осада в городе без еды», — возникали отрывочные мысли в голове Коти. И они втыкали в сердце иголки, мешая радоваться вместе со всеми.
Остальные-то девушки кружились себе и кружились, радовались от души, забывая хотя бы на день о тяжелой работе. Впрочем, Котя быстро отошла от Жели и подруг из мастерской. Петь она все равно не умела, даже стыдилась своего голоса. Да и иное ее интересовало в этот день, совсем иное.
Через тупики и проулки она шла на зов. Избы и торговые ряды мелькали и скручивались. Котя силилась вспомнить, как вел ее Вен Аур к детинцу. «В лесу и то проще найти кого-то!» — недовольно думала она, заходя в очередной тупик. Перелезать через плетни и деревянные заборы она, естественно, не решалась, а обходные пути уводили ее дальше от зова. Но, похоже, Вен Аур сам искал ее. И ему это удавалось намного лучше.
Светило еще не разменяло полудня, как раздался до боли знакомый голос:
— Котя! Котенька!
По спине прошла волна холода, зато в груди вспыхнул пожар. Колени задрожали, и с губ само собой сорвалось:
— Вен!
Они нашли друг друга только по зову — для встречи им не требовались слова — и не стыдясь прохожих, кинулись через улицу в объятья друг друга. Вен крепко обнял Котю, она тоже обвила руки вокруг его плеч, прижалась щекой к его щеке, покрытой светлой щетиной.
— Ну как ты? Как? — твердили они, исступленно глядя друг на друга, будто не виделись целую вечность. Еще никогда Котя не испытывала столь искренней окрыляющей радости. И теперь понимала деревенских девушек, которые в ожидании свадьбы стремглав летели к воротам деревни, даже если их суженый просто отлучался на охоту. Хотелось быть все время рядом, каждый миг. Счастье, если сердце искреннее пело и ждало такой встречи.
«Да что же я сомневалась все?» — корила себя Котя. Но тогда, в эту страшную зиму, она пережила слишком многое: и неудавшееся замужество, и нападение разбойников, и долгие скитания. Унылая и бедная, но размеренная жизнь в прядильне заставила дурные воспоминания померкнуть. Больше лицо Вен Аура не смешивалось со страшной образиной Вхаро или Игора. Нет, он был совсем другим, к нему протянулась ниточка зова, но связывало их нечто человеческое, а не звериное. Или нечто исконно общее для обоих непохожих миров.
— Ты бледная, — хмурился Вен Аур, поглаживая ее по щеке.
— А у тебя брови опалены! — замечала она, всматриваясь в его лицо. Теперь он убирал отросшие светлые волосы, подвязывая их назад, как делали все кузнецы. Еще он успел отрастить светлую бороду и более темные усы, как и полагается не мальчику, но взрослому мужу.
— Что? Рассматриваешь меня? — улыбнулся Вен Аур ласково. — Привыкай, теперь я такой и буду. Сегодня настала моя двадцатая весна.
Он прижал к себе Котю и прошептал на ухо с блаженной печалью: