Индиана Джонс и Дельфийский оракул
Шрифт:
Инди очень старался изложить свои мысли внятно, но Дориана уже утратила к ним интерес.
– Инди, я хочу рассказать тебе, почему решила, что эти люди в развалинах преследовали нас.
– Хорошо. Мне бы очень хотелось это знать.
– Прежде всего, хочу поведать немного о своей семье, – она запрокинула голову, чтобы обмыть шею, отчего из пены выглянули ее розовые соски.
– О семье? – переспросил Инди, не в силах сосредоточиться на смысле слов.
– Да. О своей семье. Видишь ли, дочери греческих крестьян не становятся археологами. Мой отец – кораблестроитель и крупный землевладелец. Мы даже владеем парой островов.
– Прямо целиком?
– Они не так уж велики, – засмеялась она.
– И он живет здесь, в Афинах?
– У него здесь имеется недвижимость, а еще дома в Риме и Лондоне. Сейчас он живет в Риме, но домой вернуться не может.
– Почему?
– Из-за политики, – в ее устах это слово прозвучало ругательством. – Когда Греция завоевала независимость, аристократии здесь уже не осталось, так обогатились лишь те семейства, которые занимались политикой.
– По-моему, ситуация довольно типичная.
– Тем не менее, когда в прошлом году король решил напасть на Турцию, мой отец воспротивился. Он понимал, что вторжение кончится катастрофой. Правду сказать, его выслали. – Лицо Дорианы поникло, в голосе зазвучала горечь. – Он до сих пор в изгнании.
Инди знал, что война с Турцией принесла именно такие итоги, какие предсказывал отец Дорианы. Греция затеяла войну с соседом якобы для освобождения греков, живущих за пределами страны. Сейчас Афины полны беженцев, а человеческие жертвы просто неисчислимы.
– По-моему, войны ничего не решают, – проговорил Инди.
– Случившееся – ужасная ошибка. Мы уже послали на войну сотни тысяч человек, а бойня все продолжается.
Инди кивнул, не зная, что сказать. Потягивая рецину, он смотрел на Дориану.
– Казалось бы, Мировая война должна научить нас чему-то. Мы ужасно настрадались, поддерживая Британию и Францию. Греция совершенно измотана войнами, но снова втянута в конфликт.
– Но при чем здесь те двое из Акрополя?
Дориана повертела ножку бокала между пальцами, собираясь с мыслями.
– Отец предупреждал, чтобы я не возвращалась сюда, пока все не уладится. Говорил, что опасно.
– Значит, по-твоему, они работают на короля?
– Возможно.
– Почему бы им просто не запретить тебе работать в руинах?
– Король мог с легкостью воспрепятствовать моему возвращению в Дельфы, но он не дурак. Дельфы – национальное достояние, и он предстанет в дурном свете, если не позволит мне поехать туда. Особенно теперь, после землетрясения.
– По-твоему, к тебе приставили соглядатаев, чтобы выяснить, чем ты занимаешься?
Она протянула Инди пустой бокал, жестом попросив налить еще вина.
– Если бы они были простыми соглядатаями, я бы и внимания не обратила. Но по-моему, царедворцы, если не сам король, хотят нанести моему отцу удар. Если меня убьют, цель будет достигнута.
– И что же ты намерена предпринять?
– Ничего. Как и запланировано, завтра утром мы выезжаем в Дельфы. Я не позволю себя запугать.
Наполнив бокал Дорианы, Инди налил заодно и себе. В общем-то, рецина не так уж плоха, надо только пообвыкнуть. Протянув Дориане бокал, Инди засмотрелся – она намыливала круглой губкой бедро.
– Поставь бокалы, – вдруг проворковала она, обвивая рукой его шею.
– Что ты делаешь?
Дориана притянула его к себе; рецина расплескалась по полу.
– По-моему, тебе надо принять ванну.
В ее хрипловатых, вкрадчивых интонациях затаились искорки смеха. Обняв Инди мокрыми руками за плечи, Дориана притянула его к себе, опрокинув в теплую воду и обхватив руками и ногами.
– А как же служанка?
– Не волнуйся.
– А обед?
– Подождет.
– Вообще-то, это я должен проявлять инициативу, – пробормотал он, утирая лицо ладонью, пока Дориана стаскивала с него мокрую одежду.
– Ты слишком медлителен. И потом, тебе не помешает взять еще парочку уроков.
– Лады, профессор! – он выпутался из льнущих к рукам рукавов рубашки. – Значит, я по-прежнему ваш студент.
8. Дорога в Дельфы
Дориана встала еще затемно. Она отбросила занавеску, и в комнату просочилась предрассветная серость. Шестой час; надо торопиться.
Она тихо пересекла комнату, бросила взгляд на укрытого одеялом человека, быстро натянула плиссированную юбку, блузку и шерстяной свитер и уже собиралась выйти из спальни, когда Джонс пошевелился. Дориана оцепенела, устремив на него пристальный взор и от всей души надеясь, что Инди не проснется. Убедившись, что он по-прежнему спит, она повернулась и вышла.
Взяв стоявший у стены велосипед, Дориана повела его через двор, открыла обитые железом ворота, поморщилась, когда они заскрипели, затем села на велосипед и покатила прочь.
Через три квартала она свернула налево и съехала под уклон. В воздухе еще висела сырая утренняя свежесть, и Дориана порадовалась, что надела свитер. Восточный горизонт окрасился бледно-розовыми тонами грядущего рассвета. Достигнув подножия холма, она притормозила, свернула направо и поехала мимо площади Монастиракиу. Обычно тут царит оживление – снуют торговцы орехами, ломятся от фруктов прилавки, роятся покупатели, но в этот ранний час над площадью еще властвуют тишина и покой. Монастырская церковь десятого века в центре площади выглядит серой и заброшенной – одиноким следом бесхитростных времен.
Она миновала осыпающиеся стены Адриановой библиотеки, проехала по улице Эола и добралась до ворот Афины-Архегиты, входа в Римский форум. На пилястре, обращенной к Акрополю, высечен эдикт Адриана, объявляющий правила торговли и цены на масло. «Видел бы Адриан это место сейчас», – подумала Дориана.
Она провела велосипед через ворота, мимо хилых лачуг, построенных на месте развалин древних общественных туалетов. Из дверных проемов лачуг тянулись тонкие струйки дыма – первый признак близящегося утра. Руины вокруг рыночной площади превратились в импровизированные домики, населенные заполонившими город беженцами. Еще одна общенародная катастрофа.