Indileto [poмaн в 22 уровнях]
Шрифт:
— Сколько времени? — спросил Лапидус.
— Без пятнадцати четыре, — ответила ему Эвелина.
— А ты откуда взялась? — поинтересовался Лапидус.
— Ниоткуда, — сказала Эвелина, — я просто в тебе, сейчас я в тебе и говорю, сколько времени.
— Ну и сколько же? — опять поинтересовался Лапидус.
— Тебе надо точно?
— Точно! — сказал Лапидус.
— Три часа сорок шесть минут утра, — сообщила точное время Эвелина и замолкла.
— Доволен? — спросил Манго — Манго.
— Чем? — переспросил Лапидус.
— Тем, что у тебя еще есть четыре часа в запасе, до восьми утра…
— Не знаю, — сказал Лапидус и посмотрел в небо. Иероглифов больше не было, шквал
Лодка до половины была заполнена водой, но, хотя и намного медленнее, все так же плыла вниз по течению.
— Спасибо! — сказал Лапидус, посмотрев в небо.
Ответа, естественно, он не дождался, но на ответ Лапидус и не рассчитывал.
«Я живой, — подумал Лапидус, — лодка не перевернулась, и я живой. Я не утопленник, я все еще куда–то плыву. Плыву, бегу, иду, ползу. Самое главное, что я — живой!»
Над водой курился туман. Вода была неподвижна и опять напоминала стекло. С минуты на минуту должно было взойти солнце. Лапидусу надоело сидеть в наполовину заполненной водой лодке и он начал думать, куда бы пристать.
Бург за кормой уже исчез, растворился, стал тенью прошедшей ночи. Лапидус смотрел то на левый берег, то на правый. Места, отчего–то, были знакомые — Лапидус уже был здесь, и совсем недавно, суток не прошло.
— Еще бы, — сказала ему Эвелина, — ты здесь не был. Вспомни!
Лапидус вспомнил.
Он вспомнил, как вчера днем ловил здесь с Манго — Манго пираний и как Манго — Манго варил из этих пираний уху, одна пиранья, две пираньи, три пираньи… Где–то здесь, почти рядом, надо проплыть еще метров двадцать, потом река повернет налево, а вместе с ней повернет и Лапидус. Уже можно не грести, течение само сделает свое дело.
Река повернула налево, вместе с рекой повернул и Лапидус. В этот самый момент над рекой появилась узенькая полоска рассвета, розовая, как ей и положено. Лапидус облегченно вздохнул, можно бояться телефонных будок, можно бояться глянцевых журналов, можно — маленьких зеленых человечков, но хуже всего бояться темноты.
— А почему глянцевых журналов? — спросила его Эвелина.
Лапидус задумался. Лодка тихонько качалась на слабой утренней волне.
— Ну так почему? — вновь спросила Эвелина.
— Они какие–то острые, — сказал, подумав мгновение, Лапидус, — ими можно порезаться.
— А ты что, уже ими резался? — поинтересовалась Эвелина.
— Нет, но я знаю, что ими можно порезаться, потому я их и не читаю.
— А маленькие зеленые человечки?
— Я их не боюсь, — сказал Лапидус, — их другие боятся…
— А темноты?
— Уже рассвело, — сказал Лапидус, — видишь?
— Вижу, — сказала Эвелина.
Лодка внезапно остановилась напротив той самой укромной бухточки, где Лапидус с Манго — Манго вчера днем варили уху. Вода в реке была прозрачной, было видно, как пираньи поднимались к поверхности в поисках завтрака. Лучшим завтраком, конечно, для них был бы Лапидус, но Лапидус понимал это и не собирался лезть в воду. Он снова взял в руки весло и потихоньку начал заворачивать к берегу. Удавалось это с трудом, но удавалось, гребок по одну сторону, переворот весла, гребок по другую, опять переворот, Лапидус ушел от бабушки, Лапидус ушел от дедушки, Лапидус ушел от начальницы, Лапидус ушел от Эвелины, Лапидус ушел от Манго — Манго, Лапидус от всех ушел, а прежде всего, он ушел от Бурга, город остался там, за поворотом, впал в утреннюю кому после ночного безумия, фонари погасли, машины остановились, рассвет, розовая полоса над горизонтом, в небе ни одного иероглифа, все тихо и спокойно, три грозы за какие–то сутки, Лапидус опять взмахнул веслом, лодка продвинулась чуть вперед, теперь весло надо перевернуть, жаль, что второе
Лодка была уже прямо напротив все еще дымящегося костра.
Манго — Манго нигде не было видно, только маленькая бухточка, кусочек песчаной косы и дымящиеся уголья костра.
Лапидус еще раз внимательно посмотрел вокруг: правый берег реки, левый берег, заросли тальника и ивы, восходящее солнце, безоблачное, лишенное всех своих зловещих иероглифов небо. И никаких следов Манго — Манго!
Лапидус опять покрепче взял в руки весло и начал подгребать к берегу, осталось десять метров, восемь, семь, дно уже видно, уютное, песчаное дно с маленькими черными ракушками. На ракушках — водоросли, желто–зеленые водоросли на маленьких черных ракушках, но в воду все равно нельзя, надо подгрести к самому берегу, совсем близко, так, чтобы прямо из лодки выпрыгнуть на берег, осталось еще пять метров, над угольями все еще курится дымок, Манго — Манго, наверное, пошел в лес, или спустился дальше по берегу — ловить пираний на завтрак. Лапидус снова опускает весло в воду, еще взмах, еще один, осталось три метра, два, один, лодка скрипнула на песке и остановилась.
Лапидус разогнул онемевшую спину, кое–как встал и шагнул на берег.
Лапидус шагнул на берег и его сразу закачало, он не удержался на ногах, плюхнулся на песок, растянулся на нем и лениво подумал, что он может так и лежать здесь, рядом с рекой, ожидая, пока придет Манго — Манго и скажет ему: — Эй, селянин!
И они начнут чистить рыбу, а потом варить уху, и сядут у котелка, и начнут ее есть, и никакой вертолет не появится со стороны Бурга, потому что уже пятый час утра, и совсем скоро восемь, сутки закончатся и наступит то самое непонятное индилето, о котором ему пел Манго — Манго, который все еще где–то ловит рыбу, так что Лапидусу надо встать и пойти на поиски.
Лапидус встал, голова все еще кружилась, но уже меньше. Лапидус устал, он безумно устал, наконец–то он почувствовал, как устал. Почти сутки без сна, почти без еды, все на ногах и в бегах, надо найти Манго — Манго, надо помочь ему донести рыбу, от костра идут следы, они ведут вначале вдоль берега, но потом резко сворачивают в сторону. Манго — Манго дошел до этого места и начал подниматься по откосу наверх — следы хорошо различимы. Лапидус карабкается вслед следам Манго — Манго и оказывается на той самой поляне, на которую вчера днем его привезла в синей машине женщина в темных очках со странным именем Эвелина, синяя машина, в ней едет Эвелина, на ней большие темные очки, запел Лапидус, думая, куда мог дальше направиться Манго — Манго и пытаясь понять, что это темнеет там, под березами, на той стороне поляны?
Манго — Манго лежал на животе, как–то очень картинно раскинув руки. Он лежал на животе и не шевелился. Лапидус подошел ближе, его немного пугала наступившая тишина, в которой было слышно лишь биение его, Лапидуса, сердца.
Лапидус подошел к Манго — Манго и наклонился.
Манго — Манго лежал на животе, картинно раскинув руки. Его голова была размозжена и из нее все еще текла кровь. Манго — Манго лежал в луже собственной крови и уже никогда не мог бы сказать Лапидусу: — Эй, селянин!