Индийский мечтатель
Шрифт:
— Иди с миром! — сказала Радха. — И советую тебе не перечить мужу.
Читра удалилась, звеня побрякушками. Радха отложила рукоделье. «Вот, и эта говорит о чужеземце! — размышляла она. — Да, я решила правильно».
Дверь отворилась; это был Голукнат. Радха встала, поклонилась мужу.
— Почему ты не пришла сегодня? — спросил он, ласково взяв жену за руку.
Радха подняла на него свои темные, глубокие глаза.
— Не хочу мешать вам, — сказала она.
— Твое присутствие никогда не бывает в тягость. Может быть, тебе наскучили наши беседы?
Радха покачала головой:
— Нет… Но я не должна так часто бывать с посторонним мужчиной.
Голукнат нахмурился:
— Мне странно это слышать! Кто внушил тебе такие недостойные мысли?
Радха молчала, опустив голову.
— Я видел Читру. Она была здесь?
— Да, — сказала Радха.
— Теперь понятно, — молвил Голукнат. — Тебе не следует общаться с женщинами оттуда… — Он показал на потолок. — Кроме сплетен, из этого ничего не получится. Ты вольна поступать, как пожелаешь. Я только советую…
— Могу ли я выгнать жену вашего брата, господин?
— Конечно, нет… Однако не нужно прислушиваться к пустой болтовне. Не так ли?
— Так, господин!
— Хорошо. — Голукнат погладил ее узкую руку с тонкими, длинными пальцами. — Если тебе скучно, я прикажу подать паланкин. Сегодня день не жаркий, приятно погулять в садах за городом.
— Мне не скучно, господин… А если позволите, я приду к вам, как всегда.
— Разумеется, Радха. Ты знаешь: большей радости для меня нет.
Он ушел. Женщина долго сидела неподвижно, занятая своими мыслями… «И все-таки решение мое правильно!» — сказала она себе.
V
Стечение обстоятельств
Собрания Азиатского общества происходили ежемесячно в одном из залов дворца генерал-губернатора. В председательском кресле восседал сэр Уилльям Джонс. Он сидел вытянувшись, застегнутый на все пуговицы, несмотря на духоту, с кислой миной на длинном желтом лице. Сэр Уилльям страдал коликами в печени и накануне перенес довольно сильный приступ. Справа и слева от председателя, за длинным столом, покрытым голубой бархатной скатертью, сидели члены общества: Энтони Ламберт, крупный коммерсант, разбогатевший на экспорте бенгальского опиума в Китай; член Верховного суда Джон Хайд; калькуттский градоначальник Александр Кид; помощник Джонса — Томас Генри Кольбрук; советник Шоу и еще несколько человек.
Лебедев сел в стороне, в самом конце стола. Уилльям Джонс открыл заседание. Секретарь начал монотонно читать протокол предыдущего заседания, затем Джонс сделал краткое сообщение о работе по составлению обширного собрания индусских и мусульманских законов и обычаев. Этот труд был любимым детищем Джонса. Он сам подал эту мысль и составил план работы. Были созданы две группы переводчиков и комментаторов: первая состояла из индусских пандитов и занималась переводами текстов из санскритских источников; другая объединяла мусульманских ученых, так называемых «моулеви», переводивших с арабского языка.
Конечно, обычному ученому такой огромный труд был не под силу: невозможно было обойтись без участия многочисленных переводчиков и консультантов из местных людей. Для этого требовались немалые деньги. Но Уилльям Джонс был не только деятелем науки, но занимал высокий чиновничий пост, имел влиятельные знакомства. По ходатайству сэра Уилльяма, генерал-губернатор лорд Корнуоллис распорядился об ассигновании значительной суммы на это предприятие.
Теперь Уилльям Джонс довел до сведения членов Азиатского общества, что работа подвигается успешно и близится к завершению, и закончил сообщение похвальным отзывом о деятельности мистера Кольбрука, который, несмотря на юный возраст, обладает обширными познаниями в области восточных языков и оказал ценнейшую помощь при редактировании переводов.
Тут взоры всех присутствующих обратились на мистера Кольбрука, и послышалось невнятное ворчанье, которым на английских собраниях принято выражать одобрение, восхищение, удивление, а равно и порицание, осуждение, недовольство и вообще все сколько-нибудь сильные эмоции. Со своей стороны, Кольбрук, подобно застенчивой девице, зарделся и скромно опустил глаза.
По предложению председателя некоторые члены общества высказали свои мнения, точнее — произнесли несколько полагающихся в таких случаях высокопарных фраз, воздав хвалу энергии достопочтенного сэра Уилльямса и пожелав ему успеха.
Большего от этих джентльменов и не требовалось: ни один из них ничего не смыслил ни в санскрите, ни в арабском языке. Вовсе не интересуясь научными материями, эти чиновники и дельцы дорожили только званием членов Азиатского общества. Исключение составлял, пожалуй, только судья Джон Хайд, который хотя и не был ученым-востоковедом, но отличался любознательностью.
Затем Уилльям Джонс объявил:
— Сегодня здесь присутствует гость. Мистер… Герасим Лебедев… В течение нескольких лет он изучает индийские языки и составил руководство по грамматике санскрита, бенгали и хинди. Свой труд он представляет нашему обществу, желая получить компетентную его оценку…
Теперь весь ученый синклит устремил испытующие взгляды на Лебедева. В городе его знали как музыканта под именем мистера Суона; только очень немногим были известны его научные занятия, так же как и его настоящая фамилия. Сэр Уилльям добавил:
— Мистер Лебедев ходатайствует о том, чтобы его труд был издан Азиатским обществом. — Обратившись к Герасиму Степановичу, он предложил: — Если угодно, сэр, вы можете сами объяснить присутствующим все, что сочтете необходимым и заслуживающим внимания.
Лебедев поднялся и, поблагодарив председателя, начал свою речь.
Сону со своим приятелем Чандом прогуливался по городу. Собственно говоря, это не была прогулка: они отправились покупать провизию. Но так уж повелось, что в подобных случаях они постоянно старались совместить полезное с приятным. За два года юноши подружились. Чанд, признав превосходство своего нового приятеля, с восхищением слушал его рассказы. А Сону дорожил этой очень немногочисленной, но зато внимательной и почтительной аудиторией.