Индийский мечтатель
Шрифт:
— Просто непонятно, что с ними приключилось! — воскликнул Руплал Дас. — Всегда они были такими покорными и тихими. Здесь чье-то злое влияние!..
— Ага! — обрадовался капитан Ллойд. — Кого вы имеете в виду?
Рагхунат бросил на младшего брата негодующий взгляд. Теперь этот инглис не отстанет. Не хватает еще оказаться замешанным в подобное дело!
— Это только предположение… — Рагхунат пытался выпутаться.
— Э, нет, — строго сказал англичанин, — извольте говорить! Кого вы подозреваете в подстрекательстве? У вас в имении, кажется, жили посторонние люди, не так ли?
— О нет! — Руплал был насмерть перепуган. — Если вы имеете в виду русского музыканта, то он… гостил не у нас, а у нашего третьего брата…
Рагхунат вздохнул. Отвертеться не удастся! Но его тревожила не столько опасность, угрожавшая Голукнату, сколько неприятные последствия этой истории для их фирмы.
— Да, господа, этот человек прожил у вас в усадьбе очень долго и принимал посетителей, среди которых был важный государственный преступник…
Руплал изменился в лице, ноги у него подкосились.
«Ничего не поделаешь», — подумал старший брат и вынул из-за пояса кошелек.
— Кажется, я должен капитану-сахибу триста рупий?
— Разве? — Ллойд был удивлен. — По-моему, пятьсот..
— Совершенно верно! — Рагхунат любезно улыбался. — Мы можем быть уверены, что нас не впутают в это дело?
— Разумеется! — Капитан подобрел. — Вы здесь ни при чем… Однако русского подстрекателя нужно изобличить, и вы должны будете нам в этом помочь.
— О, слоновья голова! — ворчал Рагхунат, когда они шли к выходу по длинному коридору. — Твоя глупая болтливость обошлась нам в пятьсот рупий.
Но болтливость Руплала обошлась другим людям гораздо дороже.
X
Расправа
Пятеро райотов были брошены в подземелье. На вопросы капитана Ллойда каждый из них отвечал одно и то же: бунтовать не собирались, платить земиндару было нечем; управляющий Амир Ходжа обидел их; белых сахибов они не знают, никто не подстрекал их к восстанию… Собственно говоря, только двое из них — Буксу и Нанда — могли бы дать сведения о «белых сахибах», которые больше всего интересовали капитана Ллойда, остальные действительно их в глаза не видали; но оба брата упорно молчали, мужественно снося побои и голод.
Однажды охранять арестантов был назначен Канаи, тот самый, в одежде которого ушел из тюрьмы Патрик Деффи.
Конечно, он тотчас же опознал Нанда и поспешил донести по начальству. Канаи рассказал, что еще прежде замечал, что Нанда перешептывался с Банкимом, а однажды передал тому какой-то пакет.
«Ага! — сообразил капитан Ллойд. — Кажется, теперь удастся установить участие Лебедева в побеге Деффи. Кто же иной мог подкупить стражей?»
Увидев Канаи, Нанда понял, что положение его безнадежно. Тогда сипай решил не отвечать на вопросы. Он понял, что пришел конец.
Пять райотов предстали перед военным судом. Разбирательство было недолгим. Никто из обвиняемых не имел возможности что-либо объяснить равнодушным офицерам, заседавшим за судейским столом, никто не понял ни речи обвинителя, ни вынесенного приговора. Осужденных повезли на Бурра-базар и привязали к позорным столбам. Палач отвесил четырем из них по десяти плетей, а Нанде, преступление которого было более тяжелым, — тридцать ударов. Потом всех пятерых повели к помосту, на котором возвышались виселицы, и надели на шеи петли из толстой джутовой веревки…
Казнь совершилась публично, но народа на площади было сравнительно немного; индийцы не любили подобных зрелищ.
…Сону шел по Бурра-базару… Виселицы все еще стояли. Юноша подошел поближе. У помоста под виселицей дощечки с надписями по-английски и на бенгали гласили, что люди казнены за бунт и отказ от уплаты податей. Вдруг юноше показалось, что в одном из райотов он узнал Буксу, того самого Буксу… За что?
Как всякий индус, Сону относился к смерти спокойно. К тому же он был слишком молод, чтобы размышлять о ней. Не пугал его и вид мертвецов — немало трупов повидал он на своем веку… Одних убил голод, других — чума и холера; приходилось ему видеть тела укушенных коброй, растерзанных тиграми. Но это зрелище произвело на Сону гораздо более сильное впечатление, чем все виденное прежде…
О Буксу, честный труженик, мирный и добрый человек! Сону знал его, видел его жену и детей, помогал ему молотить скудную жатву. Никого не обидел Буксу, никому не сделал зла…
Сону хотелось поговорить с учителем, рассказать ему то, что пришлось видеть на Бурра-базаре. Но, вернувшись домой, он застал Лебедева настолько поглощенным мыслями о предстоящем вечере, что у него не хватило духа для такой беседы…
Говорят, что перед бедой человека осеняют тревожные предчувствия.
У Лебедева не было ничего подобного; он находился в том счастливо-возбужденном состоянии, которое всегда появляется у художников, ученых, поэтов перед тем, как плод их творчества отдается на людской суд.
Сегодня должно было состояться второе представление… почти через четыре месяца после первого.
На этот раз пьеса шла вся, целиком. Герасим Степанович задумал показать ее на разных языках: первое действие на бенгали, второе, состоявшее из трех картин, — поочередно на хинди и бенгали, и третье — снова на бенгали. К спектаклю было составлено английское либретто, изящно отпечатанное, в котором для зрителей, не понимавших индийских языков, подробно излагалось содержание каждой сцены.
Подписка, организованная судьей Хайдом, была успешной: все места были раскуплены. Лебедев уже объявил подписку на третий спектакль, только для индийской публики. Отпечатанное в типографии — по-английски и на бенгали — объявление гласило:
«Мистер Лебедев имеет намерение с величайшим уважением пригласить только азиатских жителей Калькутты и ее окрестностей на представление его пьесы, написанной на языках бенгали и хиндустани 66. Для оживления действия в представление будут введены некоторые избранные бенгальские песни, исполняемые в сопровождении местных и европейских инструментов. Поскольку м-р Лебедев расширил спектакль до трех действий и затратил много трудов для обучения актеров и актрис исполнению ролей, он осмеливается питать надежду, что каждый из слушателей получит надлежащее удовольствие.
М-р Лебедев принимает подписку на билеты с таким расчетом, что весь зал театра будет в полном распоряжении азиатских подписчиков.
Соответствующее извещение о времени спектакля появится своевременно».