Индустриальные новеллы
Шрифт:
А потом Алфеева стали снова видеть склоненным над чертежной доской. Он разрабатывал узлы новой машины. Ведь та, первая, зачищала только квадратные полосы, и Алфеев с Дайкером загорелись идеей механизировать зачистку слябок. Если на первой было восемь резаков, то на второй они планировали поставить четырнадцать.
И снова, увлеченные своим делом, они не замечали смены суток. С пуска первой машины прошел год с небольшим, и в цехе подключили вторую. За пульт управления сел бывший вырубщик Юрий Александрович Горных. Утром Алфеев поднялся на пульт, раскрыл сменный журнал и в
22 февраля 1969 года была установлена третья машина огневой зачистки. На этот раз на втором блюминге. В четырнадцать часов тридцать минут она зачистила первый слиток. А через двадцать четыре часа был подписан приказ А. Д. Филатова, ставшего директором завода, о переводе большой группы вырубщиков в новый, только что построенный цех. Профессия вырубщика на заводе отживала свой век.
Юрий Александрович Горных, закончивший к этому времени одиннадцать классов вечерней школы, был назначен машинистом-инструктором.
С пуском третьей МОЗ в штатное расписание заводоуправления ввели новую должность — заместителя главного прокатчика по огневой зачистке металла. На эту должность по праву назначили Ивана Ивановича Алфеева. Но он не сменил свою маленькую комнатку в цеховой конторе на большой кабинет. За дверью с грохотом шумела прокатка. В этом шуме он улавливал сухие и короткие, как выстрелы, выхлопы огнезачистки. Под привычный шум Алфеев набрасывал в тетрадь свои мысли по конструкции уже четвертой машины: «Укоротить станины рольганга перед МОЗ с учетом ликвидации последнего ролика… Спроектировать линейки реечного типа… Проработать вопросы электроснабжения в связи с заменой насосов…»
Часто к нему заходили незнакомые люди: приезжали прокатчики из Череповца, Челябинска, Жданова. Они обучались приемам работы на огневом агрегате. По чертежам магнитогорцев были изготовлены механизмы огневой зачистки на Западно-Сибирском, Енакиевском металлургических заводах. На Череповецком заводе осваивали автогенную часть, которая была сделана по образцу алфеевской. На Криворожском успешно применили резаки, полученные из Магнитки…
Министерство черной металлургии теперь направляло Алфеева и Дайкера на другие заводы страны консультировать, помогать в настройке оборудования новых машин. Побывали они и в Польше. Там, на металлургическом заводе в Новой Гуте, увидели американскую машину огневой зачистки фирмы «Унион Карбиде». Вернувшись в Магнитогорск, Иван Иванович рассказывал:
— Американская машина отделана хорошо, но дорогая. Она стоит миллион долларов. Нам для всех заводов в стране таких машин потребовалось бы не один десяток. Представляете, какое состояние за них надо было бы отдать.
Вскоре Вера Дьяконова доставила Алфееву письмо из Одессы. Там на заводе «Автогенмаш» по чертежам магнитогорцев изготовлялось автогенное оборудование для четвертой машины. Ведущий конструктор Одесского завода М. Д. Колтынюк писал: «Как у вас там дела? Было бы интересно взглянуть на новую МОЗ на втором блюминге. Читали в газетах ваше обязательство и определяли перспективы нашего дальнейшего сотрудничества. Начинаем изготовление
Иван Иванович написал ответ: «Торопитесь, друзья. Пуск новой МОЗ намечаем на 1970 год. От срока не отступим».
И снова бессонные ночи и стучат в голове молоточки-головоломки трудной проблемы. Они замирают с приездом Артура Львовича. Ученый тонко улавливал движение алфеевской мысли. Он поднимал на друга свои темные грустные глаза и негромко говорил: «А что, если…»
На пуск четвертой машины огневой зачистки пришел корреспондент газеты. Он попросил Алфеева рассказать о себе. Иван Иванович, светящийся внутренним светом радости, сказал:
— Что о себе говорить? Моя биография — это биография огневой машины. Вот о ней и пишите.
Подарок
Ветер срывал побелевшие провода, гудел, свистел в заводских трубах с самого утра, а на железнодорожных путях бросал под чугуновозные составы снежные переметы. Но к вечеру ветер утих, и когда Георгий вышел из проходной, воздух был сух, прозрачен. Морозной пылью серебрились деревья и сказочно мигали огни города за успокоенным, застывшим Уралом.
По занесенным рельсам один за другим шли в депо трамваи. Они двигались тяжело, со скрипом.
Герасимов раздвинул двери и вошел в вагон, стуча сапогами, чтобы сбросить облепивший их снег. В углу вагона сидела, зябко ежась, женщина-кондуктор, спрятав лицо в поднятый воротник и засунув руки глубоко в рукава. Она нехотя разняла руки и, отрывая билет Герасимову, сердито сказала:
— Вот для таких, запоздалых, и гоняем пустые вагоны.
— Что поделаешь, — вздохнул Герасимов. — Я ведь не из ресторана.
— Вижу, — отозвалась женщина, взглянув на его полушубок, лоснившийся от застарелых масляных пятен.
На четвертой остановке Герасимов вышел. Он свернул на пустынную, освещенную луной узкую улицу и зашагал к дому, увязая в сугробах снега. Ему отчетливо виделась сейчас на снегу елочка, темневшая перед светлым в морозных узорах окном. И на усталом лице Герасимова появилась блаженная улыбка.
Струя морозного воздуха, ворвавшаяся вместе с Георгием Ивановичем в теплую прихожую, мгновенно превратилась в пар и заклубилась у его ног. Георгий Иванович стянул задубевший от холода полушубок, снял сапоги и хотел пройти на кухню, но в это время дверь из внутренней комнаты распахнулась и ему навстречу вышел Эммануил Казакевич. Он уже второй месяц жил в доме Георгия Ивановича Герасимова.
Приехав на Магнитогорский металлургический комбинат, московский писатель завел в парткоме завода разговор о знатных старожилах города. И тут ему рассказали о Герасимове, одном из первых доменщиков. Казакевич позвонил Герасимову, и вечером парткомовский шофер привез его на тихую улицу Суворова к дому № 24.
Низкие деревянные ворота были почти до половины занесены снегом. К ним вела узкая тропинка. Пробираясь к калитке, Казакевич увидел заледенелую елочку и пошутил: не осталась ли она зимовать тут с Нового года? Герасимов, вышедший встретить гостя, пожимая его тонкую ладонь, покачал головой.