Индустриальные новеллы
Шрифт:
В Магнитке Орджоникидзе провел несколько дней. Не все его радовало, многое и огорчало. После тяжелой зимы никак не могла войти в ритм вторая печь. Для двухцилиндровой пушки Брозиуса не хватало пара. Из-за отсутствия чугуновозных ковшей срывался график выпуска. В печи поднимался уровень жидкого чугуна, и иногда горячий металл выливался через фурмы. Площадка была загромождена глыбами чугуна и шлака. На глазах Серго горновые выпустили чугун в непросушенный желоб, и произошел взрыв. Нарком сверкнул глазами: «При такой работе рискуем и завод потерять».
После
— На втором номере нет у горна хозяина. Иди на второй номер и покажи, как надо работать.
Вместе со своей бригадой Герасимов ушел на вторую доменную печь. Не сразу, с трудом, но они вывели печь из неровной качки. Вот тогда-то нарком премировал лучших доменщиков легковыми машинами. Одна из них предназначалась Георгию Герасимову.
Георгий Иванович повернул к Казакевичу оживленное лицо:
— Агитация, вот что такое была та машина. Одна из первых в Советском Союзе. Надо было показать и то, как она сработана руками наших рабочих. Я уговорил мастера Потапкина совершить автопробег по маршруту Магнитогорск — Москва — Магнитогорск. Мы взяли двухнедельный отпуск и отправились в путь. Дороги-то тогда какие были? Ухабы да рытвины. Но мы доехали до Москвы без единого прокола в шинах.
Герасимов замолчал. Дальше ему предстояло рассказать может быть самое трудное о себе и о том, как он еще раз встречался с Серго Орджоникидзе.
— Хотя я и был ударником труда, человеком женатым, имел наркомовский подарок, а все еще жила во мне юношеская бесшабашность. Прибыл в Москву на своем автомобиле, решил обойти лучшие рестораны столицы. Мол, знай наших! Через два дня в кармане не было ни копейки. Где-то заложил пиджак. Без пиджака еще можно… А как доберешься домой без денег и бензина?
И Герасимов решил пойти к наркому. Он слышал, что двери московской квартиры наркома широко открыты для рабочих, что Серго знал многих рабочих в лицо, помнил их имена.
«Напомню ему Магнитку», — думал Герасимов. Но напоминать не пришлось. Серго узнал магнитогорского доменщика, усадил, стал расспрашивать о цехе, о второй печи. Узнав, что Герасимов на машине совершил такой дальний автопробег, удивился. А когда угощал гостя обедом, деликатно коснулся того, ради чего пришел к нему Герасимов.
Не выдержал Герасимов добрых наркомовских глаз, начистоту признался во всем. Серго улыбнулся… Он позвонил на какой-то московский склад и попросил одеть товарища.
— У нас там не богато, — сказал Герасимову, — но, думаю, кое-что подберут.
Когда Герасимов собрался уходить, нарком протянул ему деньги и, видя смущение доменщика, постарался как-то загладить эту неловкость, проговорил:
— Бери, дорогой, не стесняйся. Приедешь домой, разбогатеешь, отдашь…
Герасимов замолчал. Он бросил смущенный взгляд на притихшего Казакевича и с затаенной грустью сказал:
— Это мой единственный не возвращенный долг.
Казакевич снял очки и провел рукой по глазам. На столе лежали исписанные страницы и рядом сочинения Ленина с заложенными закладками. Герасимову стало еще более странно и удивительно, что у него когда-то была такая простая, житейская встреча с человеком, который в революцию работал вместе с Лениным.
…Спустя три года в день своего рождения Георгий Иванович Герасимов получил бандероль из Москвы. Это была небольшая книга. На титульном листе стояло: Эм. Казакевич. «Синяя тетрадь». «Повесть о Ленине!» — мелькнула мысль, и вспомнились Герасимову зимние вечера и то, как писатель читал первому ему, Герасимову, написанные главы, и теперь, может быть, первому ему дарит книгу.
И чувствуя себя как-то причастным к ней, словно была в ней и его какая-то доля, Георгий Иванович с волнением раскрыл книгу и в левом верхнем углу прочитал:
«Дорогому другу Георгию Ивановичу Герасимову и его милой семье. Люблю вас всех и помню. 14 апреля 1962 года. Эм. Казакевич».
Мистер Шулаев
Когда Иван Петрович Шулаев приехал в Индию в качестве эксперта Советского Союза по прокатному производству, в Бхилаи уже действовали три доменные печи, шесть мартеновских, блюминг, рельсо-балочный цех. Завод, построенный по советскому проекту, обогнал в производстве своих соседей — металлургические заводы в Руркела и Дургапуре, сооруженные фирмами Западной Германии и Англии. Но блюминг еще не достиг проектной мощности: сто тысяч тонн проката в месяц, миллион тонн в год. Индийские специалисты считали эту цифру завышенной.
— Не верю, не может быть такого, — убежденно говорил главный прокатчик завода смуглолицый шестидесятилетний инженер Пандж.
Он бывал на многих металлургических предприятиях Европы, работал на английской фирме «Тата» и нигде не видел, чтоб блюминги достигали такой производительности. Шулаева пригласил к себе директор завода Индержид Сингх. Он пододвинул к русскому инженеру бутылку холодного лимонада и спросил:
— Вы действительно полагаете, что наш блюминг в состоянии прокатывать до ста тысяч тонн металла в месяц?
— У меня нет в этом сомнения, — последовал твердый ответ.
— А технические формулы и расчеты есть, чтобы убедить меня в этом?
— Я могу приготовить их к завтрашнему дню.
Директор был неторопливый человек. Он перевернул две страницы настольного календаря и сказал:
— Сегодня среда. Принесите расчеты в субботу.
Два вечера Шулаев сидел за письменным столом, включив вентилятор. Расчеты сделать было нетрудно. Индийский блюминг был почти копией магнитогорского, а там давали три-четыре миллиона тонн проката в год. «Сто тысяч тонн в месяц — это самая доступная грань», — думал Шулаев. Сейчас ему предстояло расчленить эти сто тысяч на каждые сутки, определить ритм, скорость прокатки каждого слитка, паузы между слитками, время их нагрева. Он тщательно вычертил несколько диаграмм, схем и принялся за описание.