Индустриальные новеллы
Шрифт:
Да, он задувал восемь домен. «Обживал» их. У каждой свой характер, свои капризы, и все такое. Каждая прибавляла что-то к его опыту, знаниям. Его не раз спрашивали, есть ли среди домен любимая. Трудно сразу ответить. Все чем-то памятны. За пуск первой и второй благодарил Серго Орджоникидзе. Был тогда Шатилин комсомольцем. Первый эшелон магнитогорского чугуна возил в Москву на завод «Серп и молот». Перед задувкой третьей вступил в партию. В сорок втором пускал пятую. Тогда за пятьдесят шесть дней освоил ее мощность. Получил за нее первый орден Ленина.
Но шестая… В память врезается сорок
Потому, может, шестая и особо дорога, что в поединке с ее огнем он вышел все-таки победителем, усмирил ее норов. За нее получил второй орден Ленина. А потом на шестой домне испытывали повышенное давление газа под колошником. За это новшество присудили Государственную премию вместе с другими и ему, Шатилину.
Он снова взглядывает на часы. Виктор все еще на колошнике. Раньше Шатилин давно бы ринулся туда сам, но сегодня останавливал себя: ничего, пусть учатся и такому трудному делу — задувке печей. Ведь после этой у них появятся другие. И уж не он, Шатилин, будет главным дирижером оркестра. Для него все вроде бы позади. Уже выписана пенсионная книжка. Правда, в ней не записано, как он пускал после шестой седьмую и восьмую домны… Как получил третий орден Ленина, два — Трудового Красного Знамени, орден «Знак Почета». А если посчитать, то за тридцать с лишним лет выплавил на этих печах больше двадцати миллионов тонн чугуна! Это почти в три раза больше, чем давали за год все домны старой России.
И девятая, когда еще лежала на площадке в виде склепанных железных листов, балок, труб, уже жила в его голове. Не раз приходили на совет к нему строители и конструкторы. Важно было найти правильные углы наклона различных связанных между собой узлов печи. Даже изменение наклона на два-три градуса влияет на ход печи. Шатилин был неплохим полпредом доменного цеха на строительной площадке. Тем, кто сомневался в нем, он мог сказать: «Да, мне не удалось получить инженерного образования, но задуть все доменные печи Магнитки, право, не такой уж плохой университет».
Тридцать пять лет он приходит сюда утром и уходит поздно вечером. Для него все радости и огорчения здесь, в цехе.
Доменные печи дают ему ощущение полноты бытия, своей ценности. Никогда он не делил свои сутки на «рабочее» и «нерабочее» время. Его домашний телефон чаще всего отвечал то ночью, то на рассвете. И, разбуженный тревожным сообщением из цеха, он ни разу не поддался искушению остаться в теплой уютной постели. Он дает совет и тут же говорит: «Сейчас приду». И если нет попутной машины, идет пешком.
Когда он видит, что какой-то человек относится к работе, как к «службе», и забывает о ней, едва скинув спецовку, он перестает такого уважать. Если человек живет одной половинкой для себя, а другой — для работы, из него не выйдет настоящего доменщика, вообще работника. Такой до конца своих дней не склеит этих половинок. Что-то большое, самое важное, пройдет мимо, не коснувшись его души, потому что большое не дробится, не бывает половинчатым.
У
Однажды его, Шатилина, послали полпредом в другую страну. Там, на металлургическом заводе, предложили выступить перед специалистами. Он подошел к трибуне и заговорил о первой домне Магнитки, о том, как жертвовали ради металла многими насущными удобствами, как задували печь в жгучий мороз, как американцы «забыли» прислать чертежи к пушке Брозиуса и пришлось ее собирать вслепую. Когда закончил, в зале наступила тягостная тишина. И вдруг из рядов какой-то выкрик. Переводчик объясняет: «Они утверждают, что вы не доменщик, а агитатор». Алексей Леонтьевич вскинул голову: «Тогда пусть ведут меня к доменной печи». Но тут быстро поднялся молодой инженер, подошел к Шатилину, протянул руку и почти крикнул в зал: «Я знаю этого человека, потому что проходил у него практику. Это доменный ас Магнитки».
…Взглянув на прибор, Алексей Леонтьевич замечает, что скорость загрузки сползла почти до нуля. Шатилин быстро встает и сталкивается в дверях с начальником цеха и Виктором.
— Руда пошла совсем сырая, забила воронки, — удрученно говорит начальник.
Он впервые задувает домну. И хотя на молодом лице спокойствие, Шатилин улавливает в глубине больших глаз за круглыми очками острое напряжение. Сейчас начальник выжидательно смотрит на Шатилина, признавая за ним право старшинства. Да, Шатилин старый волк в доменном деле, и он сейчас делает вид, что большой угрозы нет, спокойно говорит:
— У нас еще есть возможность подрезать у воронок выходное отверстие. Но пока давайте все наверх. Попытаемся общими усилиями почистить воронки.
Вперед выдвигается Виктор:
— Мы так и полагали. Бригада уже там.
— Добро. — Лицо Шатилина освещает едва заметная улыбка. С такими парнями можно черта победить. Теперь и он вместе со всеми поднимется на колошник и возьмет в руки лопату.
На вершине домны работа и предутренний холодок разгорячили людей.
— Надо бы позвонить директору завода, он все равно не спит. Пусть за такую работу выдаст каждому по стопке спирта, — говорит начальнику цеха Шатилин. Его черные глаза блестят из-под густых бровей. Бессонная ночь не притушила в них искристой веселости.
Через час к прочищенным воронкам по наклонным скиповым подъемникам уже бежали один за другим вагоны с рудой. Бригада спускалась с колошника.
— А теперь, хлопцы, — обратился к горновым Шатилин, — пора установить сопла.
Он внимательно смотрит, как люди ловко поднимают с земли конической формы цилиндры — сопла, взваливают их на плечи и осторожно несут к фурменным отверстиям. Длинные патроны вставляются в фурмы и края замазываются особым жаропрочным составом. По этим соплам подадут горячий газ в печь.