Индустрия счастья. Как Big Data и новые технологии помогают добавить эмоцию в товары и услуги
Шрифт:
Конечно, технология компании Qualia еще далеко не идеальна; способность компьютера отличать естественную улыбку от неестественной отнюдь не такая же, как у человека. Однако, как бы то ни было, «наука улыбки» продолжает двигаться вперед в различных направлениях, а именно – в психологическом и в психофизическом. Было доказано, что улыбка, как физическое упражнение, позволяет ускорить выздоровление [39] , а вид улыбающихся людей снижает агрессию [40] . Эксперименты доказывают, что искренние улыбки приводят к абсолютно другим эмоциональным и поведенческим результатам, нежели улыбки «социальные» [41] .
39
Association for Psychological Science, ‘Grin and Bear It: Smiling Facilitates Stress Recovery', sciencedaily.com, 30 July 2012 г.
40
Maia Szalavitz, ‘Study Shows Seeing Smiles Can Lower Aggression', time.com, 4 April 2013 г.
41
Dan Hill, About Face: The Secrets of Emotionally Effective Advertising, London: Kogan Page Publishers, 2010 г.
Улыбка
И тем не менее на пути осуществления данного проекта всегда будет находиться одно препятствие. Дело в том, что, когда речь заходит о чем-то столь важном, как счастье, трудно подобрать мерку, которая бы соответствовала философскому подтексту этого понятия. Мы привыкли к тому, что карта дна океана – не то же самое, что само дно, а просто ее качественное или некачественное изображение. Однако обсуждение самого понятия «счастье» часто заканчивается фрустрацией. Нас не покидает ощущение того, что методы, предполагающие подсчет улыбок, пульса, денег и «едва заметную разницу», упускают из вида нечто очень существенное. Улыбка действительно может кое-что рассказать о человеке, однако она не способна служить научным отображением его состояния.
Давайте еще раз вернемся к основам политической науки Бентама. «Природа создала человека зависимым от двух суверенных сил – страдания и удовольствия». Высказываясь подобным образом, Бентам хотел уйти от абстрактных, ненаучных основ политических программ. Однако является ли его понятие природы менее метафизичным? С каких это пор природа привлекает «суверенные силы» к управлению определенными видами? В итоге подобные рассуждения удивительным образом напоминают метафизику. Не имеет значения желание Бентама видеть свою теорию лежащей в рамках естествознания, она в своей обобщенности все равно повинна в той же абстракции, в которой исследователь обвинял философию. И тогда всеобщее счастье никак не может быть конечной целью существования правительства.
Возникает парадокс. Если мы наделяем счастье философским и моральным статусом «наивысшей силы», то мы должны признать, что они есть то самое, ради чего мы живем. Но тогда как можно столь грандиозную вещь измерить каким-либо научным способом? А если счастье всего лишь физическое, сенсорное восприятие удовольствия и боли, то можно ли использовать такое приземленное понятие в делах государственной важности? Ведь тогда мы говорим просто о сером расплывчатом процессе в нашем мозгу. Зачастую утилитарный подход просто не вдается в подобную дилемму. Вот что написал по данному поводу влиятельный британский экономист и сторонник позитивной психологии лорд Ричард Лэйард: «Если нас спросят, почему счастье – это важно, мы не сможем назвать никакой веской причины. То, что оно важно, просто очевидная данность» [42] . Могут ли методы измерения счастья действительно решить моральные и философские проблемы? Или они, наоборот, являются способом умолчать о них? Однако технократы уже начали прокладывать
42
Richard Layard, Happiness: Lessons from a New Science, London: Allen Lane, 2005, 113 г.
Наука о счастье не похожа ни на какую другую дисциплину, поскольку она всегда выходит за рамки исследования своего объекта. Эта наука изучает нечто значимое, однако использует она инструменты и мерки, которые не в состоянии пролить свет на предмет ее изучения. Странные эксперименты Фехнера, направленные на то, чтобы отыскать истину через поднятие тяжестей, стали примером работы современного психологического менеджмента. Это и приборы по отслеживанию неврологических процессов, физиологического состояния и поведения человека, и медитации, и поп-экзистенциализм. Философский дефицит в науке счастья восполняется заимствованием идей из буддизма и религий нового поколения. Таким образом, напрашивается следующий вывод: то, что мы называем счастьем, притаилось где-то между естественными науками и спиритуализмом.
Культурное следствие вышесказанного заключается в том, что определенные индикаторы и показатели счастья стали значимыми сами по себе. В то время как счастье продолжает оставаться невидимым, улыбка или хорошее здоровье приобретают символический смысл. Материальный показатель или индикатор превращается в ключ к внутреннему миру человека, поэтому он наделяется какой-то магией. Когда Бентам между делом предположил, что пульс или деньги способны лучше всего измерить удовольствие, он вряд ли мог себе представить, что целые отрасли будут заниматься определенными индикаторами наших чувств. И среди них нет ничего более важного и влиятельного, нежели деньги. Они являются объектом, который сочетает в себе и абстрактное, и материальное значение.
Глава 2
Цена удовольствия
Приемное отделение «Скорой помощи» в Королевской лондонской больнице на востоке Лондона сложно отнести к числу тех мест, где мечтаешь оказаться. Но в тот субботний вечер оно превзошло само себя: нам показалось, что туда как будто привезли раненых с линии фронта, либо же мы стали свидетелями сцены одного из фильмов ужасов студии Hammer [43] . По отделению слонялись пьяные личности, совсем недавно избитые в баре, а сотрудники полиции и «Скорой помощи» словно соревновались в том, кто больше поймает пьяных водителей. Но самым угнетающим зрелищем были страх и печаль на лицах людей, которые пришли повидать своих близких.
43
Hammer Film Productions Limited – известная своими фильмами ужасов британская киностудия, снявшая начиная со второй половины 1950-х годов так называемую Классическую серию фильмов ужасов студии Hammer.
Надо было видеть эту представшую перед нами картину, когда мы с женой приехали в больницу с нашей плачущей дочкой, которой на тот момент не исполнилось и года. Мы не знали, все ли с ней в порядке. Такова главная проблема, связанная с грудными детьми: они не могут сказать, как себя чувствуют. Врачи часто спрашивают родителей: «Ребенок выглядит так же, как и всегда?» Данный вопрос есть не что иное, как призыв довериться своим инстинктам. В тот раз наша дочь проснулась в непривычное для себя время и плакала так громко, как никогда раньше, у нее появилась сыпь и повысилась температура. Тогда она «не выглядела так, как всегда».
Посреди предсказуемого хаоса в приемной в 2 часа ночи я заметил троих молодых людей, в спешке заполнявших какие-то бумаги. Они склонились над бланком, в котором один из них что-то писал, а двое других разговаривали. Молодые люди что-то обсуждали, показывали на себе, а потом советовали третьему, что ему написать. Последний витал в облаках, пока его друзья спорили, стараясь прийти к соглашению и периодически оглядываясь, не наблюдает ли за ними кто-нибудь. Было много кивков и указаний, как будто разрабатывался какой-то план. Это продолжалось минут 20, пока наша дочурка с удовольствием играла с брошюрами Национальной службы здравоохранения.