INFERNALIANA. Французская готическая проза XVIII–XIX веков
Шрифт:
Наконец подошел срок, назначенный для свадьбы Луизы.
За два дня до того, как из Бостона должен был приехать Шарль со всеми своими родными, мадам Нежо объявила, что нынешним вечером нужно будет забрать Луизу у тетки.
Стояла прекрасная погода, и путешествие на лодке до островка, где находился загородный дом, обещало быть приятной прогулкой. Когда склады закрылись, мадам Нежо вместе с деверем и приказчиками направилась в порт.
Здесь было множество лодок и шлюпок. Они выбрали длинную изящную пирогу с розово-зеленым спасательным кругом на корме, однако от услуг гребцов отказались. Ноден и Менар умели управляться с веслами, а Нежо заявил, что охотно тряхнет стариной — какие это были счастливые времена, говорил он, когда Доминик учил меня плавать вдоль берега Сены.
Пирога отчалила.
— Что ж, вы-то хоть умеете плавать, господин Нежо, — произнес Ноден, первым садясь за весла.
— Кто лучше, кто хуже, но на воде любой удержится.
— Только не я. Отчего — не знаю, но я так и не смог научиться. Представьте себе, вода внушает мне болезненный страх. Пока я сижу в лодке и гребу, все прекрасно! Но стоит мне оказаться рядом с рыбами, как силы меня оставляют. Я становлюсь беспомощен, будто дитя!
— Весьма странно, ведь вы живете в портовом городе. У вас было множество возможностей преодолеть эту слабость.
— Что только со мной не делали! И родные и друзья всегда поднимали меня на смех… ничего не помогло! А теперь, право, и приниматься за это не стоит, — добавил старый приказчик с улыбкой.
— Но почему? Лучше поздно, чем никогда.
— Да потому, что годы уже не те! — вскричал Менар. — Неужели вы думаете, что после сорока лет, проведенных за конторкой, когда выросло брюхо и замучил ревматизм, можно резвиться в воде, подобно юному писарю?
— Но это же так полезно!
— Благодарю! Хоть я и плавал в свое время как рыба, хоть и выигрывал пари, что не выйду из моря в течение двух часов, теперь, боюсь, буду жалко выглядеть в воде с моей-то подагрой!
— Вот как? — произнес Нежо со странной улыбкой. — Значит, если лодка опрокинется, нам с сестрицей придется вылавливать вас обоих?
— Боюсь, братец, вам нужно будет спасать троих, поскольку я способна плавать только под присмотром моего учителя… и чтобы спасательный шест держали не дальше, чем в четырех метрах от меня.
— К счастью, нам нечего опасаться, — сказал Ноден, показывая на темноголубое небо, где бриллиантовой россыпью сверкали звезды.
— Чудесный вечер! Такого вы в Париже не видели, братец, — произнесла вдова. — Посмотрите на порт весь в огнях… и на маяк, что светится, как солнце… на корабли, что покачиваются на волнах… на волны, что бьются о пирс в клочьях голубоватой пены.
— Вы говорите о Сене! Для американцев это просто грязный ручей, — добавил Менар, уроженец Франции. — Разве можно вернуться в дряхлую Европу, если привык к нашим огромным, бескрайним городам с их ровными широкими улицами? Кто назовет рекой Сену, если увидел Миссисипи с ее восемью устьями?
Нежо не слушал его. Внезапно он погрузился в странную задумчивость: наморщив лоб, как если бы размышлял над каким-то роковым вопросом, он неотрывно глядел на воду.
— О чем вы думаете, братец? — спросила вдова, удивленная его молчанием.
— Да ни о чем… то есть… о нашей прогулке, сестрица.
— Вы сожалеете о Париже?
— Париж! — воскликнул он яростно. — Да, сожалею! Нет на свете другого такого города! В этот порт нужно входить с баржой, нагруженной золотом… это пуп земли, и только там нужно тратить свое богатство… только там понимаешь его цену!
— Вы хотите, чтобы мне захотелось туда, но не старайтесь… для этого я слишком стара.
Разговор иссяк. Менар принял весла у Нодена, и каждый задумался о своем. Ноден отдыхал, посматривая то на небо, где среди звезд уже появился бледный месяц, то на далекие корабли, похожие на ожившие тени, то на портовые огни, то на светящиеся в темноте бакены. Менар сосредоточенно греб. Вдова была заметно встревожена. Ее удивляли необычная пылкость деверя, его странные речи, его очевидное беспокойство.
А Нежо дрожал, как в лихорадке, испытывая неведомое доселе волнение. Кровь стучала ему в виски, и перед его мутным взором плясали красные круги. Он был уже не в силах совладать со своими мыслями, теснившимися в мозгу. Казалось, некий чужеродный дух вошел в него, заставляя конвульсивно содрогаться, подобно одержимым в средние века.
В воображении его возникали безумные мгновенные видения. То он видел Париж во всем блеске роскоши — Париж с его наслаждениями, удовольствиями и соблазнами, опьянившими старого бухгалтера в течение одной недели; то убогую конторку, где лежали его гроссбух и очиненные перья; то Луизу в свадебном платье вместе с Муатесье; то снова Луизу — Луизу в белом, но уже под руку с ним в парижской церкви.
Картины кружились, сменяя друг друга, сливаясь и исчезая, а затем возникая вновь в еще более красочном виде.
Пирога между тем скользила по воде, приближаясь к фарватеру и слегка покачиваясь на волнах; небо было все таким же синим и ясным; в воздухе, пронизанном запахами моря, постепенно стихал, подобно замирающей мелодии, рокот порта.
Нежо в смятении переводил взгляд с невестки на приказчиков.
«Наконец-то! — шептал ему лукавый дух. — Они в твоей власти! Все зависит от тебя… Одним ударом ты можешь избавиться от этой живой преграды, закрывающей путь к богатству и счастью… еще один час… одно мгновение… и судьба твоя решится… ты навеки будешь обречен на жалкое прозябание… Ты увидишь Луизу, чтобы передать ее другому… Безмозглый трус!»
«Так что же? — восклицал в ответ возмущенный голос его души. — Ты хочешь убить их? Ты осмелишься на злодейство?»
О совесть, совесть! Ужасная сила, что звучит в душе человека эхом вечного суда! Совесть, страж Божий, что принуждает виновного к искуплению! Роковой мститель, бесжалостная Немезида, архангел с пылающим мечом, что отсекает добродетель от преступления. О совесть, совесть!
— Пора и вам погрести, господин Нежо, — воскликнул Менар, с облегчением бросая весла. — Уф! Это все же выматывает!