Инферняня
Шрифт:
— И будет там работать всю жизнь?
— Нет, всего пятьдесят лет. Но большинство из них бессмертны, так что…
— А если кто-то не захочет остаться?
— Не имеют права отказаться. Контракт.
— Тоже ты составлял?
— Не подозревай меня во всех злодеяниях мира. Это очень старый закон. Ему лет пятьсот. И потом, любой бы душу продал за работу в Корпорации. Если бы знал о ее существовании.
— Возможно, — сказала я.
Томас сказал:
— Я сделаю все, чтобы найти Гермеса или
— Хорошо, — я посмотрела в его глаза. А они у него такие… Синие!
Я быстро отвела взгляд. Томас и не заметил моего смущения, он зевнул и потянулся:
— Извини. Я так устал. Ты, наверное, тоже.
— Да, — сказала я, вставая. — Я прилягу в спальне.
— Да, а диван мой, — сказал он и хлопнул ладонью по подушке дивана. — Довольно мягкий.
— Спокойной ночи, — сказала я и зашла в спальню.
Петер тихонько посапывал, уткнувшись в подушку. Я поправила у него одеяло, умылась и устроилась спать на второй кровати.
Проснулась я аж в девять часов (набегалась вчера предостаточно), было совсем светло, Петер еще спал.
Никаких страшных птиц ночью не было слышно. Только раз я проснулась — от глухого собачьего лая, и сначала подумала, что это та собачка, что я видела на руках у седовласой дамы. Но лай был низкий и хриплый, и собак явно было много. И, что показалось мне самым странным — были они где-то за окнами. Помню, перед тем, как я снова провалилась в сон, в голове пронеслась бредовая фраза: «Собак называют стаей, потому что они, как стая гусей, летают…» И чего только во сне не придумаешь. Смехота. Наверное, городские дворняги пробегали мимо гостиницы.
Позевывая, я вышла в гостиную. Томас, совершенно свежий, выбритый и при галстуке, будто встал давным — давно, сидел в кресле у журнального столика, просматривал газету и пил чай. Он поднял голову:
— Как спалось?
— Прекрасно, — я улыбнулась.
— Присоединяйся, — он указал рукой на столик — там были чашки, чайник, бутерброды, джем.
Я беспокойно взглянула на окна — шторы раздвинуты и светит тусклое октябрьское солнце. Он понимающе сказал:
— Гарпии не показываются днем. При солнечном свете они слепы, как кроты.
— И когда пасмурно?
— Да…
Я села на другое кресло.
— Что пишут? — киваю на газеты, типа я светская девушка и завожу по утрам светские разговоры, вместо того, чтобы ворвавшись в комнату, завращать глазами и закричать: «Поехали скорее в погоню за Гермесом или за его женой!»
— Сегодня ничего интересного, — отвечает он спокойно и, сложив газету, бросает ее на стол. — Позавтракаешь, и я отвезу вас к тебе домой, — и, предупреждая мои вопросы, досказал: — А сам отправлюсь разыскивать Гермеса.
— Но если он «черти где», то как ты его найдешь?
— Есть место, где всегда знают, где он.
— И что это за место?
— Его работа.
— Он… — в памяти всплывало что-то, вроде бы какая-то незначительная смешная работенка, которую Гермес Олимпус назвал мне через дверь при нашем знакомстве. Ах, да! — Он сказал, что он посыльный. Обманул, наверное.
— Ты же знаешь, родители не имеют права врать при заключении договора с няней.
— Ну да, — сказала я неуверенно, потому что не помню я, кто на что там имеет право и когда.
— Он посыльный. У Зевса.
— Да? — Еще один бог майя? — А ты знаешь, где живут южноамериканские боги?
— Почему южноамериканские? — уставился он на меня.
О, черт, кажется, я ошибалась. Ну и ладно. Я что, обязана знать всех богов всех народов? Я не этот, как его… фиолог, телолог, ну, неважно.
— А что, нет?
— Греческие, — улыбнулся он.
Вот уж тем более! Где Греция и где мы! А где, кстати, эта Греция? Да нет, знаю я, что в Европе, за кого вы меня принимаете! Или ближе к Азии? А может, в самой Азии? Или на островах… Мои лихорадочные вскапывания знаний по географии прервал голос Томаса:
— Это на юге Европы.
— Я знаю, — обиженно сказала я.
— Извини. Мне показалось…
— Значит, они живут в Греции?
— На горе Олимп. Только жить они могут по всему свету, а на горе Олимп работают.
Прикольно. Жить, к примеру, в Америке, а на работу к восьми утра являться в Грецию. Или, вообще, в Австралию! Я спросила важно:
— Ты полетишь в Грецию?
— Нет. Я постараюсь связаться с боссом Гермеса отсюда. По специальному каналу. Из центра.
— А — а.
Я пожевала хлеб со сливочным маслом. И вспомнила:
— Но если родители не имеют права врать, тогда почему Гермес сказал, что придет за Петером сегодня в два часа?
— Так и сказал? — прищурился Томас. — Дословно?
— Дословно я не помню. Хотя… — что же он тогда сказал? — Вроде бы… э — э… Он спросил, может ли он оставить Петера на сутки. Да.
— Значит, он не врал, — одна бровь полоска поднялась. — Он просто не договорил. Например, на сутки… и еще двадцать лет.
Я возмущенно покачала головой:
— Вот обманщик!
— Да.
Я допила горячий чай, съела лимонную дольку из него, отряхнула крошки с ладоней, заметила со вчерашнего дня оставшийся лежать на столе «Элль», взяла его, чтобы сунуть в сумку и дома полистать на досуге. Из журнала выпало что-то, стукнулось об пол, да так, что во все стороны полетели разноцветные искры, и укатилось под кресло, где сидел Томас. Я запищала от испуга, Томас соскочил с кресла, сказал:
— Не бойся.
Пошарил под креслом рукой, отодвинул его немного в сторону и вытащил из-под него маркер.