Информационные войны. Новый инструмент политики

Почепцов Георгий Георгиевич

Аркилла видит проблему в столкновении сетей и иерархий, которую формулирует в виде следующих характеристик [282] :

• иерархиям сложно бороться с сетями,

• для борьбы с сетями также нужны сети,

• тот, кто первым освоит хорошо сетевую форму, получит неоспоримые преимущества.

В случае движения сапатистов, которое имело место в Мексике, правительству не удалось их просто уничтожить, поскольку они получили связь с международными неправительственными структурами. Тем самым сетевая структура сапатистов стала глобальной, а не локальной. Аркилла подчеркивает, что международные сети, которые борются за права человека, меняют информационную среду для государств-акторов [283] .

282

Arquilla J., Ronfeldt D. The advent of netwar (revisited) // Networks and netwars. Ed. by Arquilla, D. Ronfeldt. — Santa Monica, 2001

283

Ronfeldt D., Arquilla J. a.o. The Zapatista social netwar in Mexico. — Santa Monica, 1998

Аркилла

разделил информацию на два типа: процессную и структурную [284] . Привычная нам процессная занята передачей сообщений. Структурный подход к информации, отражающий ядерный характер информации, которая лежит в основе любой структуры, акцентирует ценности, цели и принципы. Это проблемы идентичности, значения и цели вне зависимости ото того, имеет ли место передача информации. Речь идет о знаниях (knowledge), а не о фактах (data), поскольку фактаж не определяет суть структуры.

284

Arquilla J., Ronfeldt D. Looking ahead: preparing for information-age conflict // In Athena’s camp. Ed. By J. Arquilla, D. Ronfeldt. — Santa Monica, 1997

Еще в монографии 1999 года издания по ноополитике, посвященной американской информационной стратегии, Аркилла призывал смотреть как в сторону информационного структурирования, так и информационной обработки [19, p. 16]. При этом он выделял три информационных пространства: киберпространство, инфосферу и ноосферу.

Ровно двадцать лет назад Аркилла предсказал и приход кибервойны [285] . Сегодня в качестве ее примера он приводит российско-грузинскую войну 2008 года [286] . Тогда движение танков было облегчено кибератаками на военное управление Тбилиси. В этом Аркилла видит повтор ситуации с возникшим 75 лет пониманием роли авиабомбардировок во время испанской гражданской войны.

285

Arquilla J., Ronfeldt D. Cyberwar is coming! — Santa Monica, 1993

286

Arquilla J. Cyberwar is already upon us // www.foreignpolicy.com/articles/2012/02/27/cyberwar_is_already_upon_us?hidecomments=yes

Интересно, что по завершении холодной войны у Аркиллы возникает требование пересмотреть стратегию открытости, которая принесла Западу победу в холодной войне [287] . И хотя он сам занимается проблемой открытия закрытых обществ, делая это по отношению к Кубе, с точки зрения США ему представляется необходимость “закрытия”, например, распространения новых технологий.

Тематика его исследований достаточно разнообразна. Это и трансформация американской армии [288] , это и изучение опыта иррегулярной войны [289] . В первой книге есть также глава об операциях влияния, а в последней, где он изучает повстанческий опыт, отдельные главы посвящены Денису Давыдову и Аслану Масхадову.

287

Arquilla J., Ronfeldt D. Information, power, and grand strategy: in Athena’s camp — section 2 // In Athena’s camp. Ed. By J. Arquilla, D. Ronfeldt. — Santa Monica, 1997

288

Arquilla J. Worst enemy. The reluctant transformation of the American military. — Chicago, 2008

289

Arquilla J. Insurgents, raiders, and bandits. How masters of irregular warfare have shaped our world. — Chicago, 2011

В целом следует признать, что за более чем двадцать лет развития информационной сферы уровень войны знаний, заданный в работах прошлого (например, [290] ), так и не был достигнут. Но поскольку тогда описывали далекую войну 2025 года, есть еще время достичь намеченных целей. Причем тогда говорили даже не о войне знаний (knowledge warfare), а о войне мудрости (wisdom warfare), то есть предполагался выход на еще более высокий уровень, тот, который у Аркиллы (а задолго до него у Вернадского) именуется ноосферой. То есть это уже даже не информационная, а “ноовойна”. Вероятным прообразом ее можно считать холодную войну, поскольку перестройка, ставшая ее результатом, заменила советскую картину мира на альтернативную. Так что и ноовойна уже была представлена на нашей территории. И это то, о чем мы говорим, не как о войне информационной, а о смысловой.

290

Information operations: wisdom warfare for 2025 // csat.au.af.mil/2025/volume1/vol1ch01.pdf

Как следствие, возрастает роль социальных наук. Причем некоторые ученые дают уже такую дифференциацию [291] : если вторая мировая война была выиграна при помощи естественных наук, то третья (холодная) — при помощи наук социальных. Тем более, что сегодня осуществляется переход

к еще одному инструментарию — операциям влияния [292] . А они уже полностью находятся в сфере социальных наук.

При этом исследователи согласны, что на сегодня нет единого академического подхода к проблеме информационных войн [293] . Получается, что расширение практики пока не привело к такому же росту теории. Будущее, вероятно, лежит в сочетании усилий академических работников и военных. Например, интересные новые результаты можно увидеть в британском Институте бихейвористской динамики (сайт — www.bdinstitute.org), который тесно работает с военными.

291

Frank A.B. Pre-conflict management tools: winning the peace. — Washington, 2005

292

Vandomme R. From intelligence to influence: the role of information operations. — Toronto, 2010

293

Armistead L. Information operations matters. Best practices. — Dulles, 2010

Британские ученые заложили в свои исследования другую базу: направленность не на изменение отношений, а на изменение поведения. Они подчеркивают то, что изменив отношения, вы необязательно придете к изменению поведения, поэтому целью должно быть именно изменение поведения. Четкая собственная база позволяет анализировать и критиковать информационные кампании других, в данном случае американцев [294] , [295] . Но и сама их модель находится еще в стадии формирования [296] , [297] . И это понятно, поскольку существует множество факторов воздействия.

294

Tatham S. U.S. governmental information operations and strategic communications: a discredited tool or user failure? Implications for future conflict. — Carlisle, 2013

295

Mackay A. a.o. The effectiveness of US military information operations in Afghanistan 2001–2010: why RAND missed the point // www.da.mod.uk/publications/library/central-asian-series/20121214_Whyrandmissedthepoint_U_1202a.pdf/view

296

Rowland L.A., van der Berg G. In pursuit of a contextual diagnostic approach to behavior change interventions // www.bdinstitute.org/wp-content/uploads/2012/10/LeeGaby.pdf

297

Wein T. The perfect and the possible: seeking a frugal model of behavior change // www.bdinstitute.org/articles-publications/the-perfect-and-the-possible-seeking-a-frugal-model-of-behaviour-change-tom-wein/

Их базовой позицией стало выделение трех видов коммуникации: информационной, отношенческой и поведенческой. Последняя как раз и направлена на продвижение конкретного заранее заданного поведения. В качестве примера они приводят даже президентскую кампанию Обамы «Change” (“Перемены”). В социальных медиа было запущено вирусное сообщение, которое призывало придти на ралли Обамы. поскольку это очень эмоционально захватывающее действие. Таким образом это стало интересным даже для тех, кто не является его сторонником или любит сидеть дома. И это изменило их поведение.

Информационная война стала сегодня в центре политики, экономики и военного дела. “Мирные” применения этого инструментария давно вышли за пределы его военного использования. Принятие решений существует во всех областях и в случае конкурентного столкновения начинается борьба за единственность одного решения и против решений альтернативных.

Развитие теории информационных войн

Принципиально прикладная направленность сферы информационных войн в определенной степени служит помехой развитию ее теории. Ведь практики теорий не пишут, а теоретики не занимаются практикой. Редко можно встретить в этой сфере типаж человека, меч которого таким образом «обоюдоостр». Пожалуй, только Дж. Аркилла заслуживает подобного отношения к себе.

Первым этапом развития теории информационной борьбы следует признать разработки американского Авиационного университета, где занимались войной далекого будущего. И это понятно, поскольку на несколько десятилетий вперед трудно представить себе развитие «железа», зато можно представить грядущие цели. Поэтому все наиболее интересные исследования вышли из-под пера полковников ВВС.

Р. Шафрански уже в те далекие годы писал, что целью информационной войны является эпистемология противника [298] . Это знания, которые противник рассматривает как истинные или реальные. И далее идут следующие слова: «На стратегическом уровне целью «идеальной» кампании информационной войны является влияние на выбор противника и, следовательно, на его поведение, вне того, чтобы противник почувствовал, что на его выбор и поведение кто-то влияет». Кстати, эта статья имеет подзаголовок — «Готовясь к войне 2020 года».

298

Szafranski R. A theory of information warfare. Preparing for 2020 // www.airpower.maxwell.af.mil/airchronicles/apj/apj95/spr95_files/szfran.htm