"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
— Редкая красавица, — согласился ротмистр.
— Да, из-за нее фон Пиллен нас и пустил в город.
— Что?! — Брюнхвальд вытаращил на Волкова глаза. Старый вояка не все понимал. — Так кем же она вам доводится?
— Не знаю, кем. Подруга, наверное, я подобрал ее в одной замызганной харчевне, она была гулящей девицей, вот теперь со мной ездит, хотя я велел ей ждать меня в гостинице в Ланне.
— Ах, она из гулящих, — понял Брюнхвальд, в его тоне послышалось разочарование, — она у вас вроде маркитантки?
— О чем вы, ротмистр? Маркитантки
Брюнхвальд замолчал, не стал уточнять, в чем полезность этой прекрасной женщины, а Волков поглядывал на него и с усмешкой думал, что к этому разговору они еще вернутся.
Ханс-Йоахим Зеппельт, колдун и любитель мертвецов, был существом на редкость мерзким и вонючим, но даже ему какая-то добрая душа дала дерюгу в которую он кутался, пытаясь спрятаться от северного ветра. Он сидел на соломе, привязанный к колесу телеги за шею и дрожал. А отец Семион и брат Ипполит стояли рядом с ним, что-то ему говорили. А он смотрел на них красными глазами и, казалось, не понимал, что ему говорят. Только повторял и повторял:
— Не приму я причастия, нет, не приму я причастия.
Волков позвал к себе попов и спросил:
— Ну, обвинение, готово? Нужно писать решение трибунала.
— Так-то дело минутное, — как-то вяло отвечал отец Семион, — хоть сейчас все напишем да подписи поставим. Бумаги готовы.
— Ну, так давайте заканчивать дело. Да убираться отсюда.
Брат Ипполит молча поглядел на отца Семиона, сам говорить не решался, а тот вздохнул и произнес:
— Дело придется заканчивать уже не здесь, придется его с собой брать.
— Куда? — зло спросил Волков. — Куда его с собой брать?
Отец Семион на этот раз промолчал.
— Ну, туда, куда мы пойдем из города, а там передадим его в руки истинного трибунала, — пролепетал брат Ипполит.
— Чтобы нас отсюда выпустили люди курфюрста, я отдал им пушку стоимостью в тысячу талеров. И они потребовали, чтобы среди нас не было ни одного хворого. По-другому нас не выпустят. Он похож на здорового? — с раздражением говорил кавалер.
— Ну, может мы, вывезем его тайно? — предложил отец Семион.
— Ты ополоумел, поп? — заорал Волков. — Я дал слово. Тебе, может, и непонятно сие, но я, рыцарь, дал слово другому рыцарю.
Оба монаха молчали, а кавалер все еще с раздражением продолжал:
— Я не пойму, в чем дело, почему мы не можем его осудить прямо сейчас? Отвечайте.
— По закону церкви, не можем мы отпустить еретика не раскаявшимся и не принявшим причастия, — тоном умиротворения говорил отец Семион, — а если он в ереси или колдовстве своем упорен, то дается ему на раздумье сорок дней, а потом принуждают его. Молитвами и железом.
Волков поднял руку и указал на восток:
— На той стороне большой отряд еретиков. Человек сто пятьдесят, и баржу готовят, повезут в город пушки, иди, поп, и договорись с ними, попроси, чтобы не били нас сорок дней, пока это дьявол не раскается.
Их разговор стал привлекать внимание солдат, они останавливались и слушали, стали понимать, о чем идет речь.
— И жечь его нельзя и брать с собой нельзя, отпустить этого душегуба что ли? — спросил сержант Карл, выражая общее солдатское недоумение.
— А ну займитесь делом, — рявкнул на солдат кавалер, — ждете, пока безбожники переправятся, выкатывайте бочки из подвалов? Не ждите. Пруфф, какого черта они у вас прохлаждаются, дел у них нет? Пусть грузят ядра и картечь, чтобы когда лошади освободятся, телеги уже были загружены.
— А ну-ка разойдитесь, займитесь делом, — командовал капитан.
— Я не знаю, как быть, — сказал отец Семион, — но мы не можем преступить закон. Впрочем, мы с братом Ипполитом, здесь власть духовная, а вы власть светская. Мы напишем решение трибунала, и подпишем его, а дальше… Вам решать.
— Ну, разумеется. Как же по-другому, — едко заметил кавалер. — Пишите решение.
Он отвернулся от священников:
— Пруфф, вон ту телегу не грузите, я заберу ее под раку, и коня покрепче в нее впрягите. И велите собрать мне дров на костер.
— Где ставить костер? — спросил капитан.
— Прямо здесь, посреди двора.
— Будет сделано, — заверил Пруфф.
— Еган, завтрак!
Рака была тяжелой, и солдаты Пруффа, что кавалер взял с собой, не справились, и тогда своих людей дал Брюнхвальд. Только после этого удалось аккуратно поднять этот роскошный ящик с мощами и поставить его в телегу. После, туда же стали складывать всю дорогую церковную утварь, что нашли в храме. Накрыли все дерюгой и обвязали веревками. У Брюнхвальда все было готово, он вывез все деньги за первую ходку и теперь вывозил только вещи и оружие. И они покинули цитадель.
— Ненавижу осады, — сказал ротмистр, когда они покидали центр города. — Ни сидеть, ни осаждать не люблю.
Тут Волков был с ним солидарен, он кивнул головой и сказал:
— У меня что ни осада — то ранение.
Они ехали по безлюдным улицам города, вспоминая случаи из своих бесконечных войн и все больше проникались уважением друг к другу. А когда подъезжали к винному двору, Волков подозвал Роху и сказал:
— Ты теперь смотри за мощами, спать и есть будешь в этой телеге, пока мы этот ящик не сдадим епископу. А мне нужно закончить дело.
— Как скажешь, Яро, — соглашался Скарафаджо, — сожги этого дьявола.
— Какого дьявола? — услышал их разговор Брюнхвальд.
— Мы поймали одного колдуна, что поднимал мертвецов и сеял чуму в городе. Вчера судили его, мерзкая тварь, коих я за всю жизнь не видал, его бы вывезти из города, да сдать настоящей инквизиции, да фон Пиллен не позволит нам его вывезти — он весь в волдырях и гнойниках, не сильно от чумного отличается.
— Вы поймали чумного доктора? — глаза старого воина округлились не то от страха, не то от восхищения.