Инквизитор Красной Армии. Патронов на Руси хватит на всех!
Шрифт:
Неизвестно, был у спрута разум, но свой недюжинный интеллект — умение получать и использовать информацию — он продемонстрировал во всей красе. Интеллектуал с восемью щупальцами оказался еще и не лишенным чувства черного юмора…
Противостояние венца природы и спрута продолжалось. Сегодня ночью оно вышло на новый виток во время заступления новой смены после «собачьей вахты». «Собачьей вахтой», длящейся с полуночи до четырех утра, называют самую тяжелую, предрассветную смену из-за того, что вахтенному изо всех сил приходится бороться со сном в это время суток.
В четыре часа утра новая смена во главе
Вместо того чтобы поменять товарища, матросы опрометью бросились врассыпную кто куда. Лишь помощник нашел в себе силы дрожащей рукой рвануть на себя рычаг ревуна. По крейсеру разнесся щемящий душу вой. Моряки выскакивали из кубриков, занимая свои места по боевому расписанию. Причиной тревоги было то, что спруту надоело убегать, таясь в глубине, и он перешел к тактике партизанских действий. Рулевой бесследно исчез, хотя некоторые клялись, что видели его потом на барахолке, торгующим патефонными иголками. На его месте стояла босая барышня, навалившись грудью на штурвальное колесо. Мокрое платье облепило фигуру, подчеркивая, где надо выпуклости. На щеках вместо румянца темнели фиолетово-синеватые пятна. Девушка пялилась перед собой пустыми провалами глазниц. То ли чайки выклевали, то ли рыбы выели. Она не сжимала штурвал, как сначала показалось морякам. Руки намертво были прикручены к «рогам» штурвала стеблями морских водорослей. Спрут утащил рулевого, заменив его утопленницей двухдневной давности. Не можешь тягаться с крейсером на равных, атакуй его экипаж психически.
Вокруг клубился утренний туман. Не видно ни зги. Крейсер затянуло серой марью. Из рубки не видно даже нового орудия, расплывчатый силуэт, и все. Немудрено, что дежурный не заметил щупалец, тянущихся к нему. Проморгал.
Сегодня моряки с крейсера глубинных бомб не жалели. Бросали с огоньком. Часто и бодро…
Аким пояснил незнакомцу, зло цедя слова:
— Матросы с крейсера глушат… гигантского спрута. Уж не знаю, чем ему не нравится крейсер. Какая-то нездоровая тяга у него к этой посудине. Он больше никого не трогает. Пока. — Инквизитор поднял воротник кожанки. — Забрасывают глубинными бомбами. Если кок подсуетится, то на завтрак приготовит экипажу что-нибудь вкусненькое из глушенного взрывами свежачка.
На «Авроре» тем временем спускали шлюпку. Морячки с баграми в руках не собирались бросать в беде товарища. Если не живым, то хоть тело братишки надо отвоевать у речного чудовища.
— Помилуйте, милостивый государь, — старичок ткнул тростью в сторону «Авроры». — У нас так скоро анаконды заведутся. Хотя откуда им тут взяться. Мы же не в Бразилии живем, а Нева не Амазонка.
Вместо ответа Аким пропел, словно был не инквизитором, а гимназистом, любителем погонять голубей:
На далекой Амазонке не бывал я никогда, Никогда туда не ходят иностранные суда. Никогда вы не найдете в наших северных лесах Длиннохвостых ягуаров, броненосных черепах. Но в солнечной Бразилии, Бразилии моей Такое изобилие невиданных зверей.Старичок воззрился на Поплавкова с таким видом, словно с ним заговорила мраморная статуя.
— Ну-с, и откуда, позвольте полюбопытствовать, он свалился… приплыл на нашу голову?
— А откуда Ульянов к нам явился? — вопросом на вопрос ответил Аким. Дальше он не стал развивать крамольную мысль. Посмотрим, что ответит любитель ранних прогулок. Ему неожиданно для самого себя захотелось поболтать с незнакомцем. Он не вызывал у него отторжения. Почему бы не перекинуться парой слов?
— Неужели тоже из Германии прислали? — натурально удивился старичок.
Поплавков лишь хмыкнул в ответ.
«Сказать, откуда прислали Володьку, подумает, что провокатор. Корпус инквизиторов давно взят на карандаш чекистами. Черные кожанки методично и упорно копали под них, по крохам собирая любую, даже косвенную информацию. Не брезгуя базарными сплетнями и слухами. Авось пригодится, когда дадут команду „фас“ и весь компромат пойдет в дело. Не отмоешься».
— Разное говорят, — продолжил старик, не дождавшись ответа. — Будто и не человек вовсе товарищ Ульянов. Так, оболочка одна, а внутри…
— Не боитесь вслух такое говорить? — бесцеремонно оборвал его инквизитор. — Многие и помыслить о таком не могут. А вы режете правду-матку. Чекистская пуля или красноармейский штык очень помогают от дурных мыслей. В наше время с этим делом просто. Без всяких очередей и волокиты. Взрослый человек, а инстинкт самосохранения полностью отсутствует. Нельзя же так, о близких подумайте.
— Я свое отбоялся, — старик пристукнул тростью. Металлическая накладка на конце звонко клацнула о гранит. — Старший сын ушел в пятнадцатом году добровольцем в действующую армию. Погиб в Рождество на Юго-Западном фронте во время Нарочской операции. Младшенький Николя год назад ушел на митинг и сгинул. Через месяц должны были свадьбу играть. Жена не пережила. Слегла в горячке, да так и не поднялась. Чего мне теперь бояться? Если только того, что не встречусь с ними на том свете. На этом мне опасаться некого. Сегодня гигантский спрут в Неве? А завтра кто в реке заведется? — старик вопрошающе задрал голову к небесам.
— Кашалот! — высказал предположение инквизитор. Он не спешил идти дальше. Короткий разговор с незнакомцем его занимал и ни к чему не обязывал. Поболтали и разошлись по своим делам.
— Это был риторический вопрос, — старичок переложил трость из руки в руку. — Необязательно на него отвечать. Еще скажете, что крокодилы, сударь.
Мысль о крокодилах ему, наверное, навеяло корявое трехметровое бревно, дрейфовавшее в центре реки. На нем сидела нахохлившаяся чайка и чистила клювом перышки…
Бревну надоело дрейфовать по воле волн, и оно поплыло против течения, наращивая скорость. Похоже, взрывы глубинных бомб пришлись ему не по нраву. Подальше от взрывов.
Чайка сипло издала что-то вроде ка-кар-р-р с французским прононсом и полетела «красить» пометом какой-нибудь памятник.
— Тьфу ты! — незнакомец в сердцах сплюнул сквозь зубы под ноги, хмуро провожая удаляющееся бревно с гребнистым хвостом, которым оно ловко рулило, задавая лишь ему одному ведомое направление. — Сглазил старый дурак.