Инквизитор Красной Армии. Патронов на Руси хватит на всех!
Шрифт:
— ?!
— Да-да, матерый такой бюрок… вурдалачина. Потом, когда до него дошло, что перед ним инквизиторы, начал сулить то да се. Торговался, как торговка на базаре. Предлагал…
— …золото и брюлики, — понимающе продолжил за товарища инквизитор. — Это мы проходили. Всегда одно и то же.
— А вот и нет, — обрадовался первый. Было видно, что он рад удивить коллегу. — Упырь предлагал должность в Наркомате, обещал взять под крыло и головокружительный карьерный рост. Но это еще не все, — высокий выдержал паузу по Станиславскому. — Обещал дать рекомендацию в партию. Даже поклялся партбилетом.
— Совсем страх потерял? — удивился крепыш.
— Или шкала ценностей поменялась в обществе. А может, у кровососов с чувством собственной безопасности случился перекос. Надо узнать, откуда такая уверенность в своей безнаказанности. Сдается мне, кто-то выписывает им индульгенции.
— Представляешь, учить меня начал: мол, еще неизвестно, кто больше пользы людям приносит — он на своем посту или инквизитор на своей должности. Представляешь! Это он, упырина, на государственном посту, а я должность занимаю.
— Раньше как было? Оба понимали: или я его грохну, или он меня до последней капли осушит. А сейчас… это уже ни в какие ворота не лезет. Куда катится мир?
— Стремительно несется в светлое будущее. Сейчас в моде жесткие, расчетливые и сильные. Ты, брат, газет не читаешь?
— А чего их читать?! Только руки пачкаешь. Вот ты скажи, почему типографская краска не высыхает на бумаге.
— Попробуй почитать горячие новости через два, а лучше через три дня. Руки чистые, нервы в порядке… А лучше газеты не читать. Сплошь агитка.
Разговаривая и перебрасываясь шуточками, инквизиторы шли по коридору.
— Тошнит уже от этих… чинуш.
— Лучшее средство — два пальца в рот. И тошнота пройдет. О! Я уже стихами заговорил. Достали твари… — инквизитор со шрамом собирался что-то еще назидательно поведать брату, но они завернули за угол, и Аким перестал их слышать. Голоса в коридоре стихли.
Сознание окутывала непроницаемая мгла. Усилием воли он пытался нащупать хоть какую-то лазейку, чтобы вырваться к свету. Понять, что происходит. Где он?
«Товарищ инквизитор третьего ранга… Так ко мне обращаются? Или господин прапорщик? Кто обращается? Так товарищ или… господин? Не помню. Имя… тоже не помню». Последнее, что осталось в памяти, — яркая вспышка. За ней пришли грохот и темнота. В ушах звенело. Под черепом раздавался колокольный набат.
«Что дальше? Где я?»
Перед глазами появилась смазанная красная рожа с круглыми глазами без ресниц и запекшейся кровавой коростой вместо волос. Круглое, как блин, лицо раздвоилось.
Двухголовый урод шевелил губами. Слова долетали с опозданием, словно их разделяла пропасть:
— Оклемался, а я уж думал, отмучился, сердешный! Не молчи, Аким! Скажи что-нибудь.
— Прочь, демон! Прочь! — инквизитор попытался отмахнуться от лиц, склонившихся над ним. Они синхронно шевелили губами, произнося одни и те же слова.
Двухголовый говорил о себе во множественном лице. Все правильно, головы же две:
— Наконец-то ты пришел в себя. Думали все, здесь костьми ляжем. От батареи ничего не осталось. Одна дымящаяся воронка. Славно ты золотопогонников под орех разделал. Мы тебя так долго ждали, Аким.
— Долго ждали?
— А то! Так герои ждут медалей, как мы тебя. Думали, пришел полный… каюк. По горсти патронов на брата осталось. Левый фланг шрапнелью выкосило. Если бы их благородия контратаковали, одна надежда на штыки и приклады. Ну да сам знаешь, чего объяснять.
— Зачем на пулеметы в лоб поперли. Под огнем колючку в полный рост не преодолеть. Совсем ополоумели.
— Комиссар приказал. Сказал, беляки дрогнут и побегут.
Красномордые тряхнули флягой прямо у лица еще не оклемавшегося после контузии инквизитора:
— Хлебнем. Отметим победу. Помянем погибших.
«Январь, март, июнь… какой сейчас месяц?» Инквизитор пытался понять, куда его занесла нелегкая. Провел рукой по земле. Сухая земля, утоптанная до твердости камня. Не зима. Запах гари и жареного мяса щекотал ноздри. Он глубоко вздохнул и сделал вялую попытку пошевелиться. Не получилось. Тело не хотело повиноваться. Оно хотело лежать.
— Твою дивизию, товарищ Поплавков! — громыхнуло сверху. — Хорош лежать! Подъем. — Сильные руки ухватили его под мышки и одним рывком подняли с земли.
— Хватит, сука! Ты кто? Не ори ты так, в голове гудит, сил нету.
— Ай-яй-яй! Как нехорошо. Видать, крепко тебя зацепило. Это контузия. Пройдет.
Красномордый перестал двоиться и оказался крепким мужиком с обожженным лицом. Он был одет в полевую форму, туго перепоясан крест-накрест ремнями мундира. Командир 6-го революционного полка товарищ Миронов. Только вчера Аким прибыл к нему в часть для оказания помощи в прорыве деникинских позиций. Полк безнадежно увяз в позиционной войне. Приказ был один — только вперед, не считаясь с потерями. Батарея на господствующей высоте ставила точку на любой атаке красноармейцев, засыпая атакующих шрапнелью. Высота — ключ к вражеской обороне.
Ночью Поплавков проник в расположение вражеских артиллеристов, тишком перерезав часовых. Без шума и пыли. Опасно действовать в одиночку, но жизнь скучна без риска, тем более в себе инквизитор был уверен. Брать кого-то с собой в прикрытие — лишний риск. Не было у него уверенности в красноармейцах, тупо прущих напролом в самоубийственные атаки под пение «Интернационала». Хоть убей, не было.
Накладные подрывные заряды Аким заложил между снарядными ящиками в блиндаже, оборудованном под артиллерийский склад. Химический детонатор должен был дать инквизитору время на отступление. Подрыв деникинской батареи должен был стать сигналом к общему наступлению полка. Дальше что-то пошло не так Детонатор сработал раньше, чем рассчитывал Поплавков. Он почти успел отползти на безопасное расстояние от эпицентра взрыва. Чуть-чуть не хватило. Вспышка, сопровождаемая грохотом, словно разверзлись небеса, и темнота…