Инквизитор. Башмаки на флагах. Том первый. Бригитт
Шрифт:
Вехнер сделал знак солдату, что держал мешок, и тот прошёл вперёд, отдал мешок одному из сержантов Рене.
– Ротмистр, – специально громко произнёс Волков, – пересчитайте деньги, я этим людям не доверяю.
– Конечно, – отвечал Рене. – Сейчас же.
Услыхав это, Вехнер состроил высокомерную мину, глядя, как серебро из мешка высыпается на дерюгу для пересчёта, и, чуть помедлив, снова начал:
– Совет кантона Брегген постановил выплатить вам деньги за граждан кантона Брегген, но не платить за всех остальных.
Волков,
– Что это значит, Вехнер?
– Сие значит, что народ кантона Брегген не будет платить за райслауферов, – с каким-то глупым высокомерием отвечал глава гильдии лесоторговцев и член консулата кантона Брегген. – Возьмите выкуп с их семей.
– Не будет? – удивлённо переспросил кавалер.
– Нет, не будет, – чуть ли не радостно подтвердил Вехнер. – Совет и эти деньги выдал из-за спешки, выдал без одобрения ландсраата кантона, на свой страх и риск.
– Ах вот как! – негромко сказал Волков.
И все, кто знал его, сразу по его тону поняли, что добром это не кончится. И Максимилиан, и ротмистр Рене смотрели на кавалера с опаской. Этот его тон они знали.
«Значит, кантон не хочет выкупать своих наёмников? Ну, что ж, тем хуже для наёмников и для кантона».
То ли мелочность и жадность этих богатеев из кантона, то ли тон Вехнера, то ли то, что ему не достались все деньги, а может, и всё это вместе кавалера разозлило.
– Рене, – негромко позвал он.
– Я тут, кавалер, – откликнулся ротмистр.
– Ваши солдаты ещё хотят отомстить горцам за их жесткости?
– Уверен, что желающие найдутся, – сразу ответил Рене
– Что ж, господин Вехнер и кантон Брегген вашим солдатам дают право насладиться местью, – с ледяной улыбкой произнёс кавалер. – Максимилиан.
– Да, кавалер.
– Сыча мне сюда.
– Я здесь, экселенц, – тут же отозвался Фриц Ламме.
Он был недалеко и сразу пошёл к Волкову:
– Что надобно, экселенц? Порезать солдатишек, за которых эти горные господа не заплатили?
Волков всё ещё не мог привыкнуть, что его Фриц Ламме вдруг стал чуть шепелявить из-за выбитых зубов и что на крепком некогда теле шуба висит мешком. Кавалер положил руку Сычу на плечо:
– Нет, не так, Фриц, – он говорил так, чтобы все приплывшие с того берега господа слышали, – я хочу, чтобы вся река знала о том, как благороден и великодушен кантон Брегген.
– Ну так кинем их в воду, экселенц, – тут же предложил Сыч.
– Они потонут.
– Привяжем к ним чурки, с чурками они далеко уплывут, – размышлял вслух Фриц Ламме, – да, до самого Хоккенхайма доплывут.
– Вот и отлично, – согласился кавалер, – возьми у ротмистра Рене охотников в помощь и делай.
– Сделаю, экселенц, уж сделаю, я этим собакам горным всё припомню.
– Шубу не попорть, – напомнил ему Волков.
– Ни в коем случае, экселенц, ни в коем случае, – обещал Фриц Ламме.
Пока офицеры Волкова считали деньги, а приехавшие господа сверяли список, что у них был, на наличие оставшихся в живых, чтобы не переплатить за умерших, с райслауферами начали расправляться прямо тут же, на берегу.
Наёмники из других кантонов, что пошли воевать за Брегген, уже всё поняли. В живых к этому часу их осталось не больше тридцати, остальные померли, к своему счастью. Добровольцы из людей Рене бодро нарезали верёвки и брали из собранных дров поленья побольше.
– Эй, Брегген, что ж, за нас трёх сотен талеров не нашли?! – со злобой кричал один из пленных.
Господа из Бреггена делали вид, что не слышат. Они ходили со списками среди своих пленных, выспрашивая их по именам, чтобы никто чужой не затесался. Переплачивать нельзя!
– Сволочи, будьте вы прокляты! – орал другой.
– Заплатили бы за нас, мы бы вам потом вернули! – кричал третий.
А тем временем первого и самого горластого из наёмников уже схватили солдаты, выломав ему руки за спину, вязали к ним небольшой чурбан. Вязали крепко, со злобой, так что кости у несчастного ломались от верёвок. Чтобы те горцы, что живы остались, другим рассказали, что за их злобу, за злую войну, за убийство пленных, за пытки, за изуверское добивание раненых и им может воздаться.
Первого связанного с чурбаном за спиной затолкали в воду по пояс, и для пущей надёжности, а может, просто от злобы один из солдат ударил его шипом алебарды в почку, так что шип вышел из живота.
– Плыви, паскуда горная! – крикнул солдат, и наёмник повалился в серую, ледяную, зимнюю воду реки.
Без стона и крика плюхнулся и поплыл, отставляя после себя тонкий бурый след.
А солдаты уже крутили руки другому, и следующему, и следующему.
Так дело и шло. Пока господа из кантона всех своих людей пересчитали; пока требовали часть денег назад, потому как несколько человек померло, а за мёртвых они ничего платить не собирались; пока первых пленных стали на лодки грузить, Сыч и солдаты из роты ротмистра Рене уже два десятка наёмников по реке вниз пустили. И не просто они их спускали, руки к дровинам привязав, обязательно их перед этим либо прокалывали копьём или алебардой, либо и вовсе животы вспарывали.
Так и плыли выкупленные жители кантона Брегген в лодках к себе домой, а райслауферы с привязанными к рукам палками вниз по реке.
А господа, как приплыли за своими людьми, так и делали вид, что они ничего этого не видят.
Волков не уходил с берега, ветер разогнал облака, и за многие дни впервые появилось на небе солнце.
Это был хороший день. Он смотрел, как отплывают пленные, как уплывают в ледяной воде наёмники, как деловито суетятся приплывшие с того берега чиновники и его офицеры, считая людей и деньги.