Инквизитор
Шрифт:
– Говорите, господин военный, в какой цех вы меня запишите?
– Ну, хватит так хватит, – произнес одноглазый, отхлебнув из кружки, – Пойдешь к корпоралу Ральфи, в лучники. Он, конечно, пьяница, но стрелок добрый. Думаю, и тебя стрелять научит. Я пишу в твой контракт, что ты теперь лучник.
Он мокнул перо в чернильницу и что-то написал в контракте, затем свернул его в трубку и отдал бумагу краснощекому.
– Все, парень, теперь ты контрактованный лучник капитана Блоха. Задаток ты получил, а увечья, болезни и смерть к контракту прилагаются.
– Увечья, болезни и смерть к контракту прилагаются, – повторил солдат поговорку старого сержанта. Волков так и не узнал, дошел ли его первый талер до матери, он часто думал об этом. А сейчас солдат сидел в унылой харчевне разглядывая коновала.
Коновал был высокий, грузный, лысеющий мужчина с плохо выбритым лицом. Он первым делом надел грязный кожаный фартук и осмотрел стрелу.
– Надо просто вытащить эту стрелу? – Предположил он.
– Надо, – согласился солдат. – Но она крепко засела в железе и выдергивать нельзя, потому что наконечник останется в ноге. Нужно будет сделать надрез.
– Ох, – тяжело вздохнул коновал.
– А вы, господин, и вправду хотите, чтобы эту стрелу вытаскивал я?
– А ты видишь здесь других коновалов, идиот? Ты ж вскрываешь свищи коням, нарывы коровам?
– Да, господин, но то коровы и лошади, или даже мужичье, а то вы…
– А потом рану нужно будет зашить. У тебя есть кривая иголка? Ты зашивал кожу лошадям?
– Да, господин, но то были лошади…
Солдат только сплюнул с досады, дал бы ему в морду, да встать не мог.
А вот кузнец солдату понравился. У него была пегая борода, крепкие руки и черные заскорузлые пальцы.
– Я обрежу деревяшку заподлицо, – сказал кузнец. – А потом приподниму, – сказал кузнец, разглядывая болт. – Потом мы снимем доспех и попробуем вытянуть ее.
– Ты щипцы принес? – Спросил солдат. – Наконечник так не выйдет, его придется щипцами тянуть.
– Щипцы принес.
– Хорошо, как вытянем наконечник, нужно будет зашить, пару стежков сделать.
– Шить я не мастак, господин, – сказал кузнец.
– Ну, хоть обрежь деревяшки и сними поножь. – Сказал солдат.
– Делаю. – Произнес кузнец, доставая из большого ящика инструменты и раскладывая их перед собой.
– Садитесь на стол, господин. А ты, деваха, давай сюда лампу и встань слева, чтоб свет не застить. Ближе подноси. Ну, держитесь, господин.
Солдат вцепился в край стола и вздохнул.
«Увечья, болезни и смерть к контракту прилагаются» – вспомнил он слова сержанта. Каждое движение кузнеца отдавалось болью, а тот как назло не мог сделать что-то с одного раза. Не мог обрезать стрелу, не мог поддеть сталь. Почти все движения повторял дважды. Солдат понимал, что такую работу он делал впервые, поэтому молча терпел. Пальцы, ногти, вцепившиеся в стол, побелели. Со лба на нос скатилась капля пота. Но он молчал. Наконец, кузнец обрезал стрелу и снял доспех с ноги. Встал, вздохнул.
– Ну, вроде, я свою работу сделал. – Он поглядел на коновала, а на том лица не было.
– Ну, что встал? Давай, – пригласил коновала Ёган, – вытягивай палку из ноги.
– Я не могу, – вдруг сказал коновал, – не невольте меня.
Вдруг этот крупный мужчина всхлипнул и кинулся их харчевни проч.
– Вот дурак, а, – удивленно произнес Ёган.
– Боится, – сказал кузнец. – Он молодому барону коня лечил, тот распорол кожу на груди во время охоты. Он ее, вроде, зашил, а конь все равно сдох. Молодой барон его на конюшне два дня держал. Его и сына. Бил обоих. Вот он и боится.
– Даже инструмент забыл. – Произнес Ёган.
– Вытаскивай ты, – сказал солдат кузнецу.
– Вытащить попробую, а вот шить я точно не возьмусь, не с моими пальцами. Мне ими и иголку не удержать.
Он снова сел на корточки перед столом, взял щипцы.
– А ну-ка, деваха, свети. Мне внутрь заглянуть надо.
Солдат знал, что сейчас начнется то, от чего он будет скрежетать зубами. Так оно и произошло. Кузнец потянул за древко. Древко вышло, а наконечник остался в ноге. Тогда кузнец своими черными пальцами стал раздвигать рану, чтобы увидеть наконечник. Еще одна капля пота повисла на носу у солдата.
– Вижу его, подлеца, – сказал кузнец. – Хорошо, что неглубоко сидит. Только кровь его застит. Свети ближе, прямо сюда.
Девушка еще ближе поднесла лампу. Солдат зажмурился от боли, а кузнец все ковырялся и ковырялся в ране, пытаясь поддеть наконечник. Солдат уже был готов не выдержать, у него уже звенело в ушах, когда кузнец сказал:
– Все. – И бросил на стол рядом с солдатом черный, весь в сгустках крови, похожий на шип наконечник болта. – Фу, как будто целый день работал.
Волков чуть отдышался и произнес, глядя на девушку.
– Шить тебе придется.
– Эй, Брунька, – сказал Ёган, – бери иголку, кроме тебя здесь шить никто не умеет.
– Ноги-то я не шила ни разу, – сказала девушка.
– Больше некому, – сказал солдат, – придется тебе.
– Ну, раз некому, – девица залезла в сумку коновала, достала оттуда иголку, вдела нить, достала оттуда туес, открыла его, понюхала.
– Ну, что там? – Спросил Ёган.
– Она. – Сказала девица. – Мы борова такой же мазью мазали, когда его собаки подрали.
– Ну, что стоишь? Сшивай.
– Шить? – Спросила девушка Волкова.
– Сначала обмой водой, чтоб было видно, что шьешь.
Девица оказалась на удивление ловкой. Руки ее не дрожали, зрение было хорошее. Она быстро смыла грязь и в три стежка стянула рану. Потом смазала мазью из сумки коновала, затянула рану чистыми тряпками, после чего Волков переоделся. Он надел исподнее, то, что носил зимой, остатками теплой воды помылся. Ёган и Брунгильда помогали ему. Кузнец просто сидел на лавке и ждал оплату, вертел в руках наконечник болта, восхищался.