Иномирянка для министра
Шрифт:
– Не в этом дело.
– А в чём? – Я прижалась к нему плотнее, уткнулась подбородком во влажные пряди.
От Раввера пахло кровью.
– Весь мой привычный мир разваливается, – грустно пояснил он. – То, ради чего я боролся, отнимают у моей страны. То, во что я верил, оказалось ложью. То, что я считал незыблемым, рушится.
– Страну можно и нужно защитить. Вместо лжи ты знаешь правду, и в неё можно верить. А на месте разрушенного будет новое. Ничто не вечно, мы обречены меняться
Протянув свободную руку, Раввер погладил меня по щеке, едва уловимо мазнул по губам.
– Ты права. А мне пора возвращаться в министерство.
– Ты в порядке?
– Да.
Я удержала его руку:
– Действительно в порядке?
Помедлив, Раввер качнул головой:
– Конечно, нет. Но это не избавляет меня от обязанностей перед страной. Особенно сейчас. Поэтому я пойду и займусь всеми необходимыми делами, а личные вопросы обдумаю потом. В конце концов, на политику они не влияют и остальных людей от проблем не избавляют.
На этот раз я выпустила его руку. Он слишком ответственный и деятельный, его нельзя оставлять вариться в своём соку, рефлексировать. Как это ни парадоксально звучит, но работа, которая его так вымотала, могла стать лекарством. Как яд: в одних дозах – смерть, в других – спасение.
– Я буду ждать тебя.
Раввер стиснул мою ладонь.
***
Путь до министерства оказался чист от неадекватных родственников. Сегодняшнюю поездку от обычных отличало только повышенное внимание прохожих. Страшно представить, сколько денег ставили на мой уход или сохранение поста. Какие, наверное, споры кипели. Я бы послушал, будь на это время.
Стараясь отвлечься от волнительно-приятных воспоминаний о том, как хрустели дядины кости под моими кулаками, я по дороге читал послания. Теталард спросил, почему его не повысили в должности. Овелодри, министр внутренних дел, по сути спрашивал о том же, хотя прикрывался межведомственными проволочками из-за неизвестности.
Письмо от Хобла настораживало:
«Раввер, доброго дня!
Насколько понимаю, покой тебе в ближайше время всё же не светит.
Я тут подумал, а отдых тебе действительно необходим. Пару дней дома, может даже подальше от столицы.
Понимаю, такое предложение кажется едва ли не кощунственным. Но последние дни ты много работал, был ранен, как бы повышенное рвение не сказалось на твоём здоровье.
И тебе не мешало бы обдумать ситуацию с бумагами, которые ты так неожиданно получил. Подумать над отношениями с представителями других родов. И со своими родственниками.
Тебе о многом стоит подумать, так что пару дней вдали от министерства и дворца пошли бы тебе на пользу.
С лучшими пожеланиями,
Х. Н».
При всём моём желании думать о нём, пойманных на махинациях Эрджинбрасских и моих неугомонных Вларлендорских хорошо, письмо напоминало предупреждение.
Хобл предлагал уйти в сторону, продемонстрировать свою лояльность. На сердце стало до тошноты тяжело: для такого предупреждения нужна очень веская причина. Оно значило, что мне обязательно надо быть в министерстве.
Я поднял взгляд и увидел здание, в котором отвоёвывал право приказывать и царствовал уже шесть лет.
Через кордон вокруг министерства меня пропустили с тем же энтузиазмом, с каким полицейские провожали из дома. И это… грело. Я готовился к очередной склоке, а эти взгляды на краткий миг отогрели сердце. Помогали верить, что здесь я нужен не только императору, но и подданным страны.
Я вошёл в холл, тут же погрузившийся в напряжённую тишину. Похоже, попал в вечерний перерыв, поэтому здесь было с два десятка министерских служащих, возвращавшихся с прогулки по двору и из закусочных.
Посмотрел на большие напольные часы: точно вечерний перерыв. Никогда ещё я так не задерживался. Придётся разбираться с делами до глубокой ночи.
– Добрый вечер, – кивнул я всем и направился к лестнице, уже восстановленной после разрушительного визита Лавентина.
Послышались нестройные ответы. Я шёл дальше. На меня глазели так, как не смотрели даже после покушения на императора. Такое ощущение, что никто не чаял снова увидеть меня в должности.
Тут же вспомнились наветы дяди о том, что я не женюсь, потому что предпочитаю мужчин. На это хорошо легло наше с императором интригующее молчание. А может, были ещё слухи и действия, которые помогли тому же дяде Веронию поверить, что я обязательно уйду.
– Добырый вечер, – улыбнулся секретарь, вставая из-за стола. К бледноватому лицу возвращались краски. – Рад вас видеть.
– Я тоже, – кивнул я.
– Отчёты, требующие вашего срочного внимания, ждут на столе. В правом верхнем углу сложены важные письма, но на них можно ответить завтра. Встреч на сегодня не назначено, но император просил известить о вашем возвращении.
– Да, спасибо, – я наконец вошёл в свой кабинет.
И словно заново увидел его суровую мрачность и подавляющую тяжесть массивной мебели. А мне хотелось света. Нужен был свет. Я подошёл к окну и шире развёл тяжёлые портьеры.
Дверь распахнулась.
– Раввер! – воскликнул Теталард.
И захлопнул дверь. Развернувшись, я в первый миг не узнал своего заместителя, настолько он был бледен и жалок с трясущейся нижней челюстью, выпученными глазами, испариной на лбу и растрёпанными волосами.