Иномирянка для министра
Шрифт:
— Тихо, тихо, — зашептал Раввер. Каждое его движение, даже вдохи, отзывалось в моём теле всплесками сладостного томления. — Тихо…
Остро ощутимая сквозь сорочку ладонь трепетно заскользила по моей шее, груди. Я выгнулась навстречу. Рука обвилась вокруг талии, Раввер прижался, целуя. В голове мутнело от желания, всё кружилось. Сильные пальцы судорожно метались по телу, пока не пробрались под сорочку, отвлекая от ощущения глубокого поцелуя.
Как Раввер целовал… Я едва соображала, что расстёгиваю его рубашку, тяну с плеча.
«Остановись! —
Но пылавшее тело само двигалось навстречу. Освободив мой рот, Раввер заскользил поцелуями по шее. Затрещала сорочка. Влажное прикосновение к соску, давление губ — и снова я извиваюсь, постанываю, пытаясь собраться с мыслями.
Пытаюсь остановиться.
Но как? Если желание слишком велико…
Взываю к разуму. Я же… я же… «Мне это и нравиться не должно», — внезапно вспоминаю я. И пытаюсь вызвать отвращение к происходящему, вытягиваю из прошлого образ, как сидела запертая на кухне, под столом, пока мама развлекалась с любовником и, слушая стоны, звуки соединяющихся тел, по-детски клялась, что сама никогда не займусь этой мерзостью. Но прикосновения Раввера, поцелуи, щекотный жар его дыхания плавили мысли. Буйство приятных ощущений никак не вязалось с тем, что когда-то пугало. Совершенно не вязалось, даже усилием воли.
В объятиях Раввера всё то дурное было слишком далеко, не со мной. Я обнимала Раввера, тянулась к нему, хотела его и остаться ним. Послушно раскрыла губы — и жадно ответила на поцелуй. Мы соприкасались обнажённой кожей, я чувствовала тяжесть Раввера, его возбуждение. Дрожь предвкушения прокатывалась по телу.
Разум утопал в желании, и в тот миг, когда я поняла, что никакое проклятие не удержит от близости с Раввером, словно лопнула струна, браслет стал невесомым. Одурение схлынуло, оставив просто желание.
Со стоном Раввер скатился с меня. Дышал, словно загнанный зверь. Без него было холодно. Я с трудом повернула голову: из закушенной губы Раввера струилась кровь. Он смотрел в потолок, ноздри трепетали.
Приподнявшись на локте, зажмурившись, Раввер попытался сползти с кровати. Во рту пересохло, я кинулась ему на грудь, обхватила за плечи.
— Лена, я не сдержусь, — прорычал Раввер.
По коже метнулись мурашки.
И я понимала, что делаю глупость: он не маленький, сам в ванной снимет напряжение. И дело это не моё. Только… Раввер слабо дёрнулся.
— Уходить необязательно, — прошептала в ключицу, в часто вздымающуюся грудь. С почти ужасом провела ладонью по плечу, переместилась на его живот, ниже. Вспыхнуло в голове разрядом молнии: «Что я творю?» — Я помогу.
— Зачем?
Наверное потому, что не хотела отпускать, не хотела, чтобы он сейчас оставался один, даже если привык всё переживать самостоятельно…
***
Жёлтый свет озарял задумчивое лицо Лены, искрился на мокрых волосах, в пушистой пене. Полулёжа в ванной, я под пузыристым покровом держал Лену за талию, поглаживал плавный изгиб бедра.
Лена смотрела в сторону, будто обдумывала случившееся. Я сам не мог поверить, что она ласкала меня по доброй воле, что мои мужские потребности восприняла с таким пониманием и участием, что ей это всё понравилось.
Казалось, в комнате темнело. Меня давила мысль, что если бы Талентина не совсем меня отвергала, а иногда… Если бы мы с ней помогали друг другу избавляться от чувственного напряжения так же, как сделали сейчас с Леной, то могли бы перетерпеть год без подтверждения брака.
«Нет, — сердито оборвал рвавшие душу сожаления. — Это всё — пустые догадки. Цель брачных чар — наследник. Взаимные ласки делают ситуацию приятнее, но проблему не решают».
Вынырнув из омута воспоминаний в ярко озарённую ванную, я внимательно посмотрел на Лену. Она выглядела слишком грустно. Сердце начало заходиться.
— Ты сожалеешь о своём предложении?
Моргнув, Лена покачала головой:
— Нет. Почему ты так решил?
Очерчивая указательным пальцем её пухлую нижнюю губу, неожиданно произнёс:
— Умом я понимаю, что вполне способен привлечь внимание и возбудить нежные чувства, но мать меня не любила и не скрывала этого, отношение отца я не помню, дядя-опекун меня ненавидел, его жёны презирали, моя первая жена испытывала ко мне отвращение, вторая скоро возненавидела, третья так ревновала к прошлому, что её отношение стало похоже на ненависть, а четвёртая вышла за меня ради денег и не уважала настолько, что изменяла со многими мужчинами. Служба сделала меня для многих страшным врагом. На уровне чувств мне трудно поверить и даже предположить, что кто-то будет меня не то что любить, а хотя бы относиться с нежностью… и пониманием к моим потребностям.
Шумно вдохнув, Лена наклонилась и, разогнав пену, прижалась к моей груди. На миг перехватило дыхание. Пальцы запутались в кончиках волос, плававших над спиной Лены. И столько нежности в простых объятиях, что защипало в глазах. Я крепче прижал Лену… так хорошо.
«А ведь теплота, ласка и привязанность — всё, что мне действительно нужно от жены», — мелькнула крамольная мысль, я попытался напомнить себе, что моя избранница должна быть длоркой, обладать связями, иметь безупречные манеры, но… Почему-то жёны, подходящие под эти критерии, счастья мне не принесли. Да и я счастливыми их не сделал.
Каждый изгиб тела лежавшей на мне Лены манил, будоражил, но хорошо было не из-за этого. Не только из-за этого. Близость вызвала нежное волнение. Слишком хорошо… и ненадолго.
Ужас затопил меня, я не мог дышать: скоро я так или иначе потеряю Лену навсегда. С усилием втянул воздух. Давил нахлынувший страх.
— Тогда что тебя расстроило? — я гладил Лену по спине. — Почему ты задумчива и грустна?
Лена усмехнулась мне в ключицу, по телу волной пробежало приятное ощущение, изгоняя холодные отголоски страха. Я скользил пальцами вдоль позвоночника Лены, по краям лопаток, сквозь пену к шее.