Иномирянка для министра
Шрифт:
Мысли метались, не позволяя сосредоточиться. Я опаздывал. У Лены красивые губы, их сладко целовать. С Эоландом надо что-то делать. Хочется назад к Лене. Я должен проследить за Лавентином. Не до его выходок. Нужно спешить. Обязательно надо усилить охрану дома. Так не хочется уходить от Лены. Остаться бы с ней…
Тряхнув головой, стал спускаться к карете. Ящеры нетерпеливо дёргали хвостами.
Между мной и дверцей возник привратный дух с новым посланием, на этот раз с печатью полиции. Принимая письмо, сообразил, что вид духа мог выдать факт
— Ты курьерам показывался? — хмуро спросил я.
— Нет, просил вложить письма в отверстие в стене.
— Молодец.
И такой вариант мог вызвать подозрения, ведь раньше дух материализовывался, но это лучше, чем демонстрация нового облика.
— Хозяйка очень хочет, чтобы мы… — Он вдруг встал на землю двумя ногами, лохмотья втянулись в чёрный костюм с золотым шитьём, из уродливого отростка выплавилось знакомое красивое лицо, пухлые губы растянулись в улыбке. К привратному духу вернулся облик, созданный Нейзалиндой. — Как видите, хозяйка очень хочет, чтобы всё было, как вам надо. Дом будет выглядеть так, словно её нет.
Неприятно дёрнуло в груди.
«Это совсем не то, чего я хочу…» — пронеслась яркая мысль следи сумбура прочих.
— Хорошо, — коротко кивнул я. — Передай ей мою благодарность.
Тревога поселилась в груди, стало трудно дышать. Взломав сургуч, я быстро прочитал выжимки отчёта об обнаружении тела матери длора Какики и первичного заключения патологоанатома.
Личные переживания задвинулись на задний план: зачем кто-то убил её в один день с сыном? Это связано с потерей магии? Кто, как и зачем это сделал?
Поехать бы сейчас в полицию, в особый отдел, поставить всех на уши, заставить рыть носом землю. Но конспирация, будь она неладна. И приём во дворце, будь он неладен вдвойне.
Быть нянькой Лавентина — изощрённое наказание для провинившихся придворных. Мне оно выпало впервые. Может, повезёт, и Лавентин хотя бы ради жены ничего не учудит?
Я запрыгнул в карету, она резво тронулась.
«Только бы Лавентин ничего не натворил», — повторял про себя, изгоняя слишком жаркие и тревожные мысли о Лене.
Карета мерно покачивалась, и меня клонило в сон. Он налетал урывками: лицом дяди, фонтанами крови, кожей Лены в алых брызгах, её посиневшими губами, её поцелуями, жаром прижимающегося ко мне тела, мёртвым лицом Талентины, ощущением, что трескается со смертью пары браслет… и снова поцелуями, лихорадочным бегом по тёмному саду, залитым кровью кварталом алверцев в Черундии, истерзанными телами соотечественников, летящей на меня пастью жёлтой смерти, лицом Лены, бледнеющим, с хлынувшей по губам кровью.
Карету открыли. Тяжело дыша, я смотрел на каменных грозных женщин дворцового фасада.
— Чета Бабонтийских здесь? — сипло спросил я.
— Да.
Они хотя бы не опоздали, уже хорошо. Надеюсь, и с остальным не подведут.
***
Едва Раввер ушёл, я занялась обустройством спальни внизу. Беспокойство за него навевало мрачные цвета, но я усиленно рисовала в воображении просторную оранжево-жёлтую комнату, даже не комнату, а террасу с коринфскими колоннами и имитацией вида на виноградники. В четырёх углах выросли амфоры с пышными белыми цветами, похожими на пионы, но пахшие розами.
У стены поднялась большая кровать под золотым шёлковым покрывалом. По полу расползлись тигровые шкуры. Когда из стены выплавлялось огромное зеркало, затрепетало внутри: можно будет посмотреть на нас с Раввером. Дыхание участилось, к лицу приливала кровь, а в голову закралась мысль, что зеркала ещё над кроватью вешают, чтобы смотреть.
На потолке тоже заблестело зеркало.
Это уже чересчур. Усилием воли изменила его на расписное небо.
И теперь никакое понимание, что нахожусь в подвале, не могло убедить обманутый иллюзиями разум, что я в замкнутом помещении. Не хватало только свежести воздуха и запаха полей. Я представила систему воздухоотводов. Потянуло вечерней свежестью…
Окинув комнату придирчивым взглядом, сделала софу, журнальный столик и секретер с креслом, чтобы Равверу было где поработать.
Снова огляделась: хорошо. Только моё отражение в зеркале какое-то растрёпанное, как воробушек зимой. Я поправила халат, выглядывавшие из рукавов и воротника кружева новой сорочки.
Села на кровать и стала ждать Раввера.
***
«Это же Лавентин, — повторял себе. — Глупо было надеяться, что он последует правилам».
И тут же начинал себя неистово корить: следовало приехать вовремя! Надо было их проконтролировать.
И дурная мысль: «Император меня убьёт».
В том, что в приходе Лавентина и его жены в непотребном виде виноватым буду я, сомнений не возникало.
Но как Лавентин додумался позволить жене явиться в одежде её мира? Как у него язык повернулся защищать это её право на комфорт, если это выглядит непристойно? А она… Она защищала его, перечила мне!
Мы все надеялись, что если не мать, то хотя бы жена сделает из Лавентина приличного длора, а это его иномирное чудо и само творило невесть что, и его поддерживало. Скандал.
Это точно выльется в скандал.
И то, что это поможет отвлечь внимание от проблем на острове длоров и исчезновения рода Какики, не успокаивало. Выходка жены Лавентина бросала тень на Лену… если вдруг представлю её в обществе. Лена никогда не отмоется от звания дикарки, только что полученного Сашей. Разговаривать с этой невозможной девицей я не мог.