Иномирянка для министра

Замосковная Анна

И мне было спокойнее уже от того, что Раввера не покидают, тянут его, лечат.

Саранда, как и я, следила за состоянием браслета. И казалось, со стен и потолка жадно глядят несколько десятков пар глаз. Химера, свернувшись шарфиком у меня на шее, тихо урчала.

— С хозяином всё будет в порядке, — произнесла Саранда ободряюще.

— Надеюсь.

— Его почти вылечили.

— Но

это не значит, что он не станет снова рисковать собой, — сердито ответила я.

Усмехнувшись, Саранда подняла на меня взгляд:

— И то верно.

— Это не смешно, — продолжала сердиться я.

На себя — за бессилие. На неведомую угрозу. На то, что Раввер, стоит ему прийти в себя, наверняка помчится дальше заниматься делами.

Я провела пальцем по тонкой трещинке с холодными красными краями. В груди ломило от желания оказаться рядом с Раввером, позаботиться о нём…

Вздохнув, продолжила ждать… Чего? Сама толком не знала, ведь возвращение Раввера ничего не изменит: я в его жизни лишь случайное временное явление.

***

— Я не могу больше здесь находиться, — Эваланда цеплялась за мои брюки, смотрела блестящими от слёз глазами. — Пожалуйста, умоляю, давай уедем…

Сквозь ажурную решётку дул горячий влажный ветер Черундии, заносил сладко-липкие запахи многочисленных цветов.

— Не могу, — я смотрел в покрасневшее от слёз лицо. — Служба здесь — мой долг.

— А заботиться обо мне — не твой долг?

Озноб бил худое, затянутое в тяжёлое платье тело Эваланды. Драгоценности сверкали на шее, в ушах, на запястьях и пальцах. Золото и драгоценные камни, которыми я откупался от чувства вины.

— Ты сыта и красиво одета, ты в безопасности, — напомнил я. — Свой долг по заботе о тебе я выполняю.

— Долг! — Эваланда попыталась встать, но расшитое золотом и жемчугом платье оказалось слишком тяжело. — Для тебя только это и важно — долг! Всегда долг!

Я протянул руку, предлагая помощь. В мою ладонь легла скрюченная рука в трупных пятнах. Покрывшись холодным потом, я перевёл взгляд на мёртвое разлагающееся лицо.

— Долг тебя и погубит, — тихо произнесла Эваланда, роняя с лица ошмётки плоти.

Трупный запах ударил в ноздри, я закашлялся…

И открыл глаза в дворцовой спальне с танцующими на потолке девушками. Они едва заметно белели в сумраке, разбавленном лишь светом единственной догорающей свечи.

Рядом никого не было, и я вздохнул с облегчением.

Менее всего на свете хотелось, чтобы император из-за меня отвлекался от дел, а остальные видели слабым и беспамятным.

Прикрыв глаза, прислушался к телу. Повязка на руке была слишком жестка, но это естественная мера при переломах. Императорская магия пронизывала руку, рёбра, бедренные кости, височную кость, мышцы. Похоже, шрапнели из меня вытащили много. Сплавленные чужеродной магией кости некоторое время будут хрупкими… Некстати, как это всё некстати.

Для проверки попытался призвать огонёк своего защитного пламени, оно лишь фыркнуло на ладони. Это последствие накачивания меня чужой магией.

Слабый и хрупкий — вот какой я сейчас, в этот тяжёлый для страны момент.

С усилием я перекатился на бок. Комната качалась. Ничего, скоро пройдёт. Больше буду двигаться — быстрее станет циркулировать кровь, быстрее тело справится с недомоганием.

Как же глупо всё получилось: будь я чуть ловчее, сдвинул бы шар Тлена быстрее — и заклинание поглотило бы пулю.

Я поморщился.

Ненавижу быть беспомощным, ненавижу слабость, ненавижу ошибаться. А в этот раз всё сплелось, смешалось. Тяжело дыша от напряжения, я приподнялся на локте. Столкнув ноги с кровати, сел. Лоб и виски покрылись капельками холодного пота.

Надо двигаться. Времени на отдых нет. Пора исполнять свой долг, даже если он меня погубит.

«Эваланда была права», — мелькнула неприятная мысль. Я стиснул край одеяла, прикрывавшего моё нагое тело.

Что я могу сейчас? Ничего: ни встать, ни одеться сам не в состоянии.

Одежда…

С трудом запрокинул голову. Комната завертелась, к горлу подступила тошнота. Сквозь плавающие интерьеры и качающиеся узоры на обоях я разглядел ленточку звонка. Императрица снабдила дворец ими на случай, если духам вдруг не хватит сил уследить за всеми.

Интересно, рядом нет духов, готовых помочь мне найти одежду, из-за их занятости или им приказано не потворствовать моему желанию скорее вернуться в министерство?

Здоровая рука оказалась неподъёмной. Я несколько минут пытался дотянуться до ленты. Едва дёрнув её, рухнул на подушку.

Тяжёлое хриплое дыхание, срывавшееся с губ, пугало: как у умирающего.

Дверь едва слышно открылась и закрылась.

— Что угодно? — вежливо спросил слуга.

Перед глазами плыло, я почти не видел его в полумраке.

— Одежду, — ответил сипло.

Несколько долгих мгновений он молчал, и я ждал отказа, но слуга поклонился и вышел из гостевой спальни.