Иной жизни для себя не представляю! Книга первая. Сложности переходного периода
Шрифт:
Через час в лагерь я вернулся, как раз к обеду. Зина в столовой уже побывала, успев переодеться. В коротких шортиках, со сверкающими штучками в нужных местах, в легкой воздушной кофточке и без лифчика, выглядела она соблазнительно - мужики на нее пялились откровенно. У меня же на душе стало совсем легко: Зиночка-то, и без озера собиралась в отряде остаться, раз прихватила с собой на работу мало что скрывающую одежонку.
Я тоже не забыл одеться поприличней, и после обеда соблазнительницу отыскал в палатке наших девчат. Привел в палатку свою, а Лешку из нее выгнал, вернее сотворил для него зверскую
"У тебя здесь проходной двор!" - так Зинуля посчитала, уже и тяжело дыша, и мелко дрожа, и не позволив мне завершить благое дело, - "Ну хоть ночи дождись!" - намекнула на возможное продолжение, и с раскладушки поднялась - "Погулять пошли, пока ты меня не....", - и улыбкой заменила необходимое последнее слово.
В постсиестное оживление в лагере, из которого на выходной в партию уехало большинство, Зиночка вписалась легко. Поучаствовала в ежедневном теннисном турнире, поболела на волейбольной площадке непонятно за кого. Ближе к вечеру Коля отозвал меня и Лешку в сторонку:
"Надо бы на разъезд пробежаться, пока деньги есть".
Лично мне в данный момент бежать не хотелось, вернее не хотелось оставлять Зиночку одну. Я и предложил:
"Может у Николая Федоровича", - а он в лагере оставался дежурным, - "машину попросим?"
"Не надо просить", - заявил Лешка с важностью, - "Виктор Андрианович нас свозит!" Точно говорят: наглость - второе счастье. Для меня обратиться к пожилому человеку с такой просьбой просто невозможно, а Лешке - как с гуся вода! Коля тут же показал, что лишней скромностью и он не заморачивается:
"Тогда пошли!" - на глазах оживился, - "сегодня успеем по стаканчику тяпнуть, и на озеро завтра чуток оставим!"
С Виктором Андриановичем они смотались без меня, и по вечерней прохладе наша постоянная компания, пополнившаяся Зиночкой, собралась в одной из палаток. Молдавский портвейн всем повысил настроение. Появилась гитара, вместе с песнями о романтике поля. Кто-то (из девушек) предложил "покрутить бутылочку", и тут же большинством начинание было поддержано. С большим удовольствием я бы из этой разыгравшейся публики Зину увел, что бы целовать ее самому, а не смотреть, как это делают другие. Но этого пока не получалось, Зиночке внимание отрядных ребят нравилось.
Наконец, уже ночью, из компании я ее умыкнул, увел от лагеря в укромное местечко, где нам никто не мог помешать, и, зацеловав и чуть ли не задушив в объятиях, лишил ее последних сил к сопротивлению. После чего почти до утра последние силы отдавал я, а Зиночка их только поддерживала в свободные минуты, теперь объятиями и поцелуями своими.
Часть шестая.
Завтрак я проспал. Лешка потом рассказал, что пытался меня разбудить, но я мычал и прятался в спальник с головой. Поняв, что зря тратит время, он сбегал в столовую на завтрак, а в палатку вернулся с завтраком моим. И начал с грюканьем и громким бурчанием собираться на озеро, в надежде, что этот шум приведет меня в сознание.
Через пять минут сонное наваждение начало уходить, и я открыл глаза.
"Ну ты даешь!" - не пропустил Лешка этот
– "Собирайся, все уже около машины толкаются!"
"А ты как?" - спросил я на всякий случай, Лешка же давно договорился с Виктором Андриановичем, что тот возьмет его в свой Москвич.
"Как!" - приятель возмутился, - "Давно б уехали, но девчата твою кралю разбудить не могут! Замотал девку до потери пульса!"
Не стал провоцировать его на дальнейшие инсинуации, а занялся собой. Встал, оделся (соответственно поездки на озеро), быстро проглотил принесенное Лешкой из столовой. Он из палатки побежал занимать место в Москвиче, а я пошагал к стоянке машин, где толкался народ и мелькала черная униформа Николая Федоровича, дававшего последние указания. Москвиченок из лагеря покатил - значит, Зиночку все же разбудили.
В кузове на скамейке (в то время специальных машин с салонами для перевозки людей не было), места для меня не нашлось. Устроился в самом его конце стоя, с двумя такими как я бедолагами.
Через полчаса бортовая выбралась на разбитый проселок вдоль железки, по которому поплескаться в водичке добираются из поселков партии и горняков, и по нему больше часа пылила к озеру. Не очень комфортно, честно говоря - шофер старался меньше притормаживать на ухабах, что бы не попадать в облако пыли, которую мы же сами поднимали, и она тут же машину нагоняла. Причем в кузове доставалось всем, и стоящим сзади - по максимому.
Наконец, впереди блеснула вода, за полосой радующего глаз зеленого камыша. Публика вмиг приободрилась, теперь поглядывали друг на друга уже с улыбками. Остановились на берегу рядом с Москвичом, и все бросились в воду, долго плескались, с криками и воплями девушек, когда ребята делали вид, что собираются их окунуть.
Я вышел из воды первым и огляделся - в сторонке Лешка и Виктор Андрианович стояли с удочками в руках (ну Лешка, ну прохиндей, и с удочкой не растерялся!), а недалеко от них разговаривали Зина и Лешкина подруга Фаина. Все в купальных принадлежностях. Пошел в их сторону, поздороваться.
Мужики на меня - ноль внимания, так были заняты делом. А девушки улыбнулись обе, заставив меня ответить тем же.
"Посмотри, сколько они рыбы поймали!" - показала Зиночка рукой в сторону рыбаков, - "А мы к девчатам пойдем (как я понял, к Газону), может помочь нужно, обед готовить!" - и не задержались обе возле меня ни на секунду!
Улыбка у меня на лице как была, так и осталась, только застывшей маской. Не ожидал я такой встречи с Зиночкой, после восхитительной ночи. Откуда эта холодность, без ласкового взгляда, как бы случайного прикосновения? Или меня стесняется, после вчерашнего? Но оставаться на месте истуканом я не мог, Лешка уже оборачивался в мою сторону, подозрительно присматриваясь. Пришлось подойти к нему, задать стандартный вопрос - "Клюет?", - посмотрел улов, с десяток плотвиц.
"Сазан на килограмм сорвался!" - поплакался Лешка, заставив меня усмехнулся: кому ж еще с крючка срываться, не малявке же плотвичке. Прошел к Виктору Андриановичу - улов у него отличался от Лешкиного ненамного. И ноги непроизвольно понесли к Газону, откуда неслись веселые голоса девчат и ребят.