Инсталляция
Шрифт:
Лейла дожидалась гостя, придерживая плечом дверь в тот самый коридор. Три лампы давным-давно проморгались, источая теперь ровный формалиновый свет. Каталка никуда не делась, её только сдвинули, чтобы не загораживала проход. Многое бы отдал Гриша, лишь бы не заходить первым, и хозяйка, словно прочитав его намерения, сделала плавный, но твёрдый жест:
— Проходи.
Гость повиновался. Очередной коридор встретил его лёгким сквозняком в лицо.
«Куда же меня везли, думая, что я…»
Без сознания? В коме? Умер?
«Меня должны были отправить
Гриша вздрогнул оттого, что лязгнул замок, и резко обернулся. Но нет. Хозяйка стояла по ту сторону двери, что и он сам. В глазах её мерцало лёгкое удивление.
— Всё…
— …хорошо, — подхватил Гриша. — Просто…
— Понимаю.
Лейла обошла гостя, воздела ладонь, чтобы хлопнуть его по плечу, но передумала и, опустив голову, прошествовала к следующей двери. Гриша новыми глазами посмотрел на щербатую бледно-зелёную штукатурку, пятна сырости по углам, каталку. Тут же повыскакивали клочья каких-то образов, которые исчезали за миг до того, как появятся новые, как в той забаве с молотком и обзывающимися гномиками. Зрело чувство, что появись эти гномики разом, хоть на долю секунды, всё встанет в некий узор. Пока же всё ускользало, дразнясь и насмехаясь.
— Если хочешь остаться, — почти шептала Лейла, не оборачиваясь, — я на минутку.
— Здесь? Ни за что! — выпалил Гриша и ринулся за ней в открытый проём.
Почему-то он ожидал скрипящий на цепях светильник с роем мошек вокруг, разводы ржавчины на колотом кафеле, ободранные до бетона стены… Но увиденное отличалось настолько, что гость был вынужден мучительно осознавать.
В приглушённом свете махровых ламп томилось просторное, почти необъятное помещение. Уютные обои а-ля «пролитый на пергамент кофе», застеклённые виниловые пластинки с подписями, полки с премиями, фотографии людей в одинаковых свитерах… Гриша надолго встрял у трёхэтажной витрины, разглядывая диковатые сувениры вроде кожаных кепок, наганов и толстых золотых цепей. Немного отойдя от первого шока, он увидел, наконец, то, что занимало большую часть пространства. Стройные ряды гитар: от обшарпанных дедушкиных до электро- с клоунскими блёстками до грифа, колонии микрофонных стоек, тетрис из синтезаторов и усилителей…
Пока гость вертел головой как сурикат, Лейла подошла к Мише. Творец сидел за монструозной установкой в наушниках и со скучающим видом двигал какие-то ползунки. В застеклённой камере перед ним драл струны живописный дядечка, объятый серым и растянутым до предела свитером. Его лысый, хоть и жидко зачёсанный затылок болтался в такт, а на лице подрагивал оскал в шестнадцать стальных зубов — по задумке, означающий печаль.
Лейла коснулась мишиной щеки, и тот с явным облегчением сбросил наушники.
— Как он?
«Твой брат чинуша, а батя — мусорок!», донеслось из наушников. По лику творца пробежались все оттенки тухлецы.
— Не то-о! — заладил он. — Всё не то-о! Всё-ё!
Дядечка прекратил играть, аккуратно водрузил гитару на пол, поднялся и пинком распахнул дверь камеры.
— А ну,
— Привет!
— Это ине-ерция! — ходуном заходил творец на своём стуле. — Самоповто-оры! Плагиа-ат! Ты! — обернулся он. — Вот ты, да, Гриша, ты! Ты знаешь, в чём тайна русского шансо-она?
Самый обычный мужчина был так заворожён сгущающимся конфликтом, что даже не связал с собой это имя.
— Гри-иша-а-а! — заорал Миша как в лесу. Лейла с улыбкой помахала гостю.
— А? Я?
— Ты!
— Я… ничего не понимаю…
— Разве так можно, Мыша? — укоризненно покачал лысиной исполнитель. Бочком подкатив к самому обычному мужчине, исполнитель протянул ему, точно выкидной нож, руку. — Гоша. Более известный как Гоша Чёткий.
— Гриша, — пожал гость его неожиданно мягкую ладонь.
— Ты гля-янь, — хохотнул Миша. — Го-оша, Гри-иша, Гри-иша, Го-оша… Ка-ак вас не перепутать?..
— У Гриши есть буква «р», — не то в шутку, не то в серьёз подсказала Лейла.
— Хе!
— Как думаешь, где мы находимся, приятель?
— Звукозаписывающая студия, — не совсем понял, что сказал Гриша. — Подпольная. Буквально.
— Звукописиси, — гадливо передразнил Гоша. — Где слов таких понахватался? Мы в кузнице, друг. Десятилетиями здесь куётся весь русский шансон. Ну, весь, достойный упоминания.
— Как скажете…
— Да ты чё?! «Уральский рудничок»! «Лесопосад»! Иван Хрясь! Нет?.. А Дэн Недотыкомка?! Может, «Грядки»? Гоша Чёткий?..
— Чё-ёткий, — поправил Миша.
— Всё ещё нет, — после короткой заминки признался Гриша.
— Ну ты даёшь стране угля…
— И не на-адо! — с нажимом топнул Миша. — Шансо-он — всё. Как мумии и питека-антропы.
— Эт с какого ляду?
В подпольной звукозаписывающей студии выросла гора — это Миша слез со стула.
— Ну, идём, паскуда! И ты, Гришань! Растолкую все-е тайны вселенной!
Творец отпихнул Гошу от кабинки и зашёл первым. Шансонье безмолвно матернулся. Потом, словно спохватившись, пропустил новоявленного Гришу пред себя.
— Ле-ейла! За аппарату-уру! Го-оша — за гитару и на стул!
Пока все расходились по местам, творец выдержал торжественную паузу, воззрился на не знающего куда себя деть Гришу…
— По-омнишь, Миша спрашивал про тайну русского шансо-она? Во-от тайна русского шансона!
…и указал широким жестом себе за плечо. Гриша попытался найти глазами поддержку у Гоши, но тот с головой ушёл в настройку гитары. Тогда гость переступил вязанку каких-то проводов на полу, споткнулся, но, удачно схватившись за руку хозяина, не потерял равновесия, и опасливо заглянул ему за спину. В самом дальнем углу, правей барабанной установки, лежал потрёпанный мешок, в коих обычно хранят свёклу, или морковку.
— Это…
— Карто-оша! — радостно подхватил творец. — Гла-авная тайна русского шансо-она! Да ты не веришь! А ну, вон, к Лейле! Ща Миш пока-ажет!