Инсталляция
Шрифт:
И ещё одно.
— Ну и где его черти носят?.. Ха. Вспомни кино — вот и оно.
К «пятёрке» приближался коллега по социальному статусу — весь в обвисшем тряпье, тусклых кроссовках, но на диво чистый и по-своему опрятный: колючая борода укорочена то ли топором, то ли садовыми ножницами, на плече — необъятная лопата для уборки снега, хотя снегом в ближайшее время и не пахло; терпкий взгляд выражал небольшое удивление.
— В Город, что ли, подался? — вопросил коллега, ткнув пальцем в лобовое стекло.
— Нет, Петрович, по
Коллега ответил серьёзно:
— Это если посбиваешь их кобелей. Я по пути такие своры повидал — жопа схрустнется.
— Эк загнул, — одобрил Гаврил, сажаясь за руль. — Ничё, в мою берлогу они не суются, особенно когда ты приглядываешь.
— Когда вернёшься-т?
— Сегодня ночью. Может, завтра. Но это крайняк.
Петрович прикинул что-то в уме.
— Схожу и вернусь.
— Сейчас?
— Да. Я быстро.
— Не пропадай, — буркнул Гаврил, поворачивая ключ в замке зажигания. Петрович двинул свободным плечом: как, мол, иначе.
Пятёрка поперхнулась и заглохла. Ожила она только со второй попытки, успев до этого сухо, натужно прокашляться. Бомж сдал назад (товар едва не ухнул на подушки), развернулся и помчал, обгоняя уныло бредущего Петровича. На троекратный гудок коллега и не вздрогнул.
Промзону корыто покинуло спустя пятнадцать минут. Ещё часика три и, если не вляпается в пробку, всю эту мороку можно будет забыть как плохой анекдот. Гаврил помнил один такой. Маклер говорит клиенту: «Должен признаться, этот дом не лишён недостатков. На севере здесь — огромная свалка, на востоке отстойник, на юге свиноферма, а на западе рыбная фабрика». «Ужас! Какие же у этого дома преимущества?!». «Вы всегда будете знать, откуда дует ветер!».
В какой-то момент Гаврил осознал, что сквозняк, поначалу лёгкий, даже освежающий, но с каждой минутой более лютый, ему не мерещится. Удивляясь, как сильно его колотит, бомж свернул на обочину, к какому-то круглосуточному магазинчику. Драгоценные минуты ушли на то, чтобы проверить окна, плотнее захлопнуть двери, пощёлкать переключателем вентилятора, осмотреть корпус — вдруг какие щели… Но таинственный ветер из ниоткуда донимал даже на улице, словно Гаврила окружила банда невидимых психов с холодными фенами. Бомж застегнул ватник на все пуговицы, залез в машину, но это, разумеется, не помогло.
— Погань…
Дрожа и ругаясь, он не мог решить, заводить машину, или нет. Руки тряслись так, будто неделю не выпускали бутылки, а ноги отплясывали на педалях танец висельника.
— Нее, таким макаром я доеду только в столб…
Стон бессилия пустил по груди неожиданную волну тепла. За считаные секунды сквозняк ослабел до лёгкого и освежающего, но так до конца и не пропал. Мигом прошибло на обильный пот. Гаврил расстегнулся, положил ватник на соседнее кресло, поверх сумки. Прислушавшись к организму, он всё же завёл машину и опять на всякий случай попереключал вентилятор. Взгляд на приборную панель заставил опять заглушить двигатель. Бензин был почти на нуле.
Две секунды оцепенения прошли для него как полноценная кататония.
— Ну и мразь же ты, Банька! — грохнул Гаврил левым кулаком в потолок.
Будь удар чуточку прямей, профессору пришлось бы нанимать сварщика. А так — ерунда, лишь вспухнул, попортив краску. Рассеяно потирая раскрасневшиеся костяшки, бомж задумался. До заправки хватит, но денег нет от слова «совсем». До тех, кто может одолжить — дорога выйдет в один конец, и не факт, что одолжат… К Баньке возвращаться — шляпа.
— Как я ненавижу думать!
Гаврил перебрал пальцами по рулю. Почему в салоне пахнет старыми кошками? Можно постоять на обочине, ожидая доброго самаритянина, но он и сам бы при виде себя не затормозил. И время… Общественный транспорт? На автобус, может, наскребёт… Бомж глянул в зеркало заднего вида на товар и хмыкнул. Без пересадок не обойтись. Без пересадок только… ну да! Метро. Гаврил давно и благополучно посеял проездной, но кое-какие приятели должны трудиться на станции «Волхвы». Дотуда не рукой — носом подать.
Ехал бомж с паралитичной скоростью, опасаясь, как бы жуть со сквозняком не застигла его врасплох. Мимо мучительно ползли дома, машины и уродливо обрубленные коряги деревьев. Когда, наконец, нарисовалась беседка с картой метро и зелёный знак «М», Гаврил выдохнул.
Подъехать прямо ко входу в метро не давали эшелоны припаркованных автомобилей. Бомж остановился как можно ближе и начал степенно облачаться в ватник, наблюдая, как небольшой, но устойчивый поток пешеходов проносится по тротуару подобно листьям. Пока Гаврил возился с рукавом, к «пятёрке» прибило один такой листок — пузатый, с глазами навыкате и в полицейской шинели.
— На выход! — гаркнул «листок», наливаясь редькой до кадыка. Увидев, что опешивший пассажир не думает выполнять приказ, он сорвал с пояса дубинку и затарабанил кулаком по капоту. — Вылезай, гнида!
Гаврил вылез, не понимая, что происходит. Незастёгнутый ватник колыхнулся, открывая грудь всем ветрам.
— Так-так, — пропыхтел, сощурившись, полицейский. — Кого я вижу на разыскиваемой машине.
Гаврил изобразил наглую улыбку.
— Что, Прухин, в гайцы подался?
— Я-тя в скопцы подам! Где Банька?!
— В деревеньке. Венички, ушат воды, сугробы вокруг. Пастораль!
Теперь у Прухина побагровели и глаза.
— Развелись в стрране борцуны языками! Где Игорь Банька?!
— А что он сотворил?
— Отвечай, скотина!
— Ладно, ладно! Не кипятись. Что он сотворил, майор?
Звучание собственного звания явно ублажило Прухина — лицо даже побледнело на четверть тона.
— Дочке зачёт не ставит, — выдохнул он.
— Поэтому ты разыскиваешь его колымагу?!
— Его машина в розыске по подозрению в нелегальной торговле антиквариатом!