Инсталляция
Шрифт:
Гаврил с облегчением наблюдал, как духовные создания собираются, то и дело бросая на Баньку вожделенные взгляды. Наивные! Этот нескладный леший с землистыми пятнами по иссушенному лицу давно избрал фаворитку на этот год — как всегда, самую толстую, полнокровную. Вот она, сидит на скрипучем диване подле Профессора, болтает ножищами, поедая паштет с краешка ножа в его руке. К лету Банька откормит свою любимицу до такого состояния, что она не сможет ходить без посторонней помощи, а
— Ооо! — протянул Банька, завидев Гаврила. Глаза Профессора блеснули подобно дешёвым стекляшкам в гнезде сороки. — Какие всё-таки люди!
— Всё-таки люди, — привычно отозвался Гаврил, оглядываясь по сторонам. Когда эти дамочки закончат копаться?..
— Подойди-подойди, дружище, мне как раз нужен советник!
Гаврил отступил, давая дорогу статной пятикурснице с кларнетом, задержал взгляд на её виляющих бёдрах и начал церемонно проталкиваться к профессору. Упивающиеся духом прощались с престарелым маэстро хором и поодиночке, а Банька отмахивался от них как от мух. Кажется, для внутреннего мира поклонниц это значило что-то особенное, потому как в ответ они хихикали и, едва переступив порог, принимались что-то горячо обсуждать меж собой.
Гаврил устроился на краешке того самого дивана, где сидел Банька со своей избранницей и старался смотреть куда угодно, лишь бы не толстуху, которая слизывала паштет с ножа и хохотала, ероша и без того разграбленное гнездо на лысеющем чердаке маэстро.
— И-и-и-и-игорь! — игриво взвизгивала она, когда маэстро начинал бодать её своей лысиной. Не остановив Профессора словами, она защемила его крючковатый нос меж двух костяшек, и это тут же возымело действие.
— Кобылка моя, нам нужно обсудить кое-что с другом и товарищем.
— Иииигорь! — надула дама жирные от масла и паштета губы.
— Иди! — с размаху шлёпнул её Банька по спине и сверкнул похолодевшими глазами. «Кобылка» подскочила как ошпаренная и полебезила прочь из комнаты.
— Балерина! — мечтательно протянул маэстро, не сводя водянистого взгляда с дамы сердца. Когда она вышла, прикрыв за собою дверь, глаза специалиста по проблемам тут же обрели привычный оценивающий холод.
— Слушай, не обязательно… — начал было Гаврил.
— Обязательно! — воскликнул Банька как на проповеди. — Дела, которые изменят мир!
Гаврил поспешно закивал:
— Это всё очень интересно, но дело моё не терпит отлагательств. Если не успею доставить товар…
— Сейчас десять утра, — глянул на настенные часы Банька. Кабинет был единственной обустроенной комнатой в доме. Даже мебель здесь выглядела хоть не новой, но приличной.
— Тем более! Мне нужна твоя машина. Сейчас! Потом расскажешь свой гениальный план.
— Заметьте, не я это сказал! — воскликнул Банька, подняв искусанный палец. Кажется, он всерьёз восторгался своей
— Твою мать, Банька! — подскочил на месте бомж.
— Я бы тоже на твоём месте занервничал, Гаврюш! — примирительно махнул рукой Банька, но по бегающим глазкам видно было, что он струхнул. — Лада двадцать один ноль пять… Вёдра бы делать из этих машин — крепче б не было в мире ведёр! Ни разу не отказывала, моя старушка, а теперь… Ничего, ребята из Машиностроительного разберутся. Студенты, таланты! Увлеки их вызовом, пощекочи горячую кровь, и они забудут, что впахивают на зачёт.
Гаврил покачал головой, но Банька уже гнал своего конька в карьер:
— Когда-нибудь они поймут, что самый полезный предмет в контексте Университета Производства — это литература и словесность! Табунами повалят в Общество Упивающихся Духом! На коленях будут умолять! А я не приму, закрою дверь, переселюсь! Вот тогда попляшут!
— Банька, — почти взмолился Гаврил. — Может, вызовешь такси? Если дельце выгорит, в накладе не останусь…
— Гаврюш, я бы с радостью! — засветил профессор тусклые зубы. — Не скажи ты страшное «если». Если! Всё ужасное в истории начинается с сослагательного наклонения! Но с тобой, Гаврюш, я ни в разведку, ни в казино. Людка, запиши! Самое страшное… А, ушла.
Банька с неудовольствием достал из кармана бумагу, отыскал где-то в диване карандаш, и начал записывать очередной, как ему казалось, афоризм.
— Всё ужасное в истории начинается с сослагательного…
— Разве это не условное наклонение?
— Кто из нас профессор русской словесности?! — возмутился Банька.
— Ты. Вот я и спрашиваю…
— Балда! Олух! Я всё забыл! Из-за тебя! Прожиха!
— А вот это обидно было.
Банька закатал карандаш в бумажку и запустил получившийся снаряд в стену.
— Всё ужасное в истории… Щщёрт!
— Какое дело ты хотел со мной обсудить? — осторожно вклинился Гаврил.
— Да, бизнес!.. — немного успокоился Банька.
— Ты так же говорил о той затее с удобрениями…
— Даже боги способны ошибаться! — сверкнул Банька взглядом потрёпанного стервятника.
— Разумеется, — не смутился Гаврил. — Ты не отвлекайся.
— Ну, бизнес, — окончательно пришёл в себя Банька. — Принципиально новый для Промзоны. Никакой контрабанды, дореволюционного оружия и работорговли. Чистый, по-своему пахучий и совершенно безопасный…
— Ты так же говорил о затее с удобрениями…
— Да сколько раз извиняться! — взвился Банька. — Сколько?! Зато ты приблизился к пониманию Промзоны как никто другой! И заметь, я никогда не просил поделиться этой тайной, хотя с её помощью получил бы, наконец, своего законного Нобеля!..
— Твоя жертва невосполнима, — положил ему руку на плечо Гаврил.
— Да! — отозвался Банька, и перешёл вдруг на зловещий шёпот: — Гаврюш, эта идея перевернёт всю Промзону. Если… когда она реализуется, мы не узнаем этот край героев и легенд.