Инсталляция
Шрифт:
Адрес филиала Канцелярии в Чернокаменске Гаврил узнал задним числом — сквер Боголюбского, самый центр Полуострова. Внутри это красное здание в духе советского арт-деко напоминало полусонное улье. Всюду жужжание голосов, телефонов, кулеров и ксероксов, неторопливая суета и подобные сотам кабинетики. Гаврила отправили на работу перворангового — раскладывать архивные документы по сорока ящикам, из которых использовалось только пять. Ни инструкций, ни пояснений — даже то, что его приняли в Департамент, он узнал через месяц, и то случайно, в туалете. Гаврил-то думал, что это общественные работы, к которым его вроде как приговорили. Новое занятие наскучило моментально, поэтому он выкинул лишние
Затем повышенный Гаврил работал с одной из «лояльных» газет. Целью сотрудничества была организация эффективности решения поставленных задач, а также увеличение скорости и качества работы. Осознав, что ему поручили маслить масло, новоявленный чиновник бил баклуши, получая оклад, в три раза повышавший оный у технолога в самые наваристые месяцы. Ближе к сроку сдачи он отправлял в газету намеренно нечитабельные тексты с заголовками в четыре строки. Газетчики драли волосы, откуда только дотягивались, в стахановских темпах доводили шизофрению до ума и отсылали отредактированное месиво обратно. Гаврил возмущался, что испорчен исходный посыл, и подгонял новый текст. Маховик шлака раскручивался до тех пор, пока редакция в отчаянье не требовала одобрить хоть какую-то версию. На такое Гаврил вообще-то не имел права. Так что приходилось выковыривать своего непосредственного начальника из саун, казино, ресторанов, однажды из леса с мешком на голове, и спрашивать разрешения. Начальник накидывал каких-то случайных слов и гнал подчинённого взашей. От финального абстракционизма на стенку лез даже Гаврил. Исправив запятые в меру своей тройки по русскому, он тащил истерзанную бумажку в редакцию и просил сделать «как-то по-человечески». Коллектив делал пяткой, потому что на дворе без тридцати полночь, метро закрыто, общественный транспорт не ходит, а компания отказывается брать расходы на такси. Сей угарный суп повторялся каждую неделю — с вариациями вроде мешка на голове начальника. Но это уже совсем другая история…
Пройдут годы. Канцелярия признает немыслимые достижения Гаврила в организации эффективности решения поставленных задач и с помпой повысит его до Оракула. Страшный, ответственный пост, который отводят обычно четвероранговым. Но в то время четвероранговых не хватало, а Гаврил подавал надежды.
— Чем третий отличается от четвёртого? — спросил он как-то у бывшего начальника. Тот опустил уголки губ, поскрёб лысину, попыхтел с минуту и выдал:
— Третий осознаёт глубинную логику документации. Четвёртый считывает с неё какие-то… символы. Метки Абсолюта. Да.
Так Гаврил впервые услышал про Абсолют. Повторно — когда его инструктировали на новой должности. Оракулы служили толкователями так называемых Трансцедентов, занимавших в Табели ранг «пять плюс». Обычный пятый занимали министры, губернаторы и прочие Наместники. Транцеденты безвылазно сидели в Высоких Башнях, по слухам, существующих в материальном мире только нижними этажами, наполнялись Дыханием Абсолюта и ретранслировали Волю Абсолюта по пневмопочте. Работа Оракула заключалась в толковании внешне бессмысленных каракулей на помятых бумажках, дабы Канцелярия могла исправно выполнять своё высшее предназначение.
Гаврил работал не один, а под патронажем толкователя, которого должен был заменить. Этот весёлый незанудливый мужик пил чай бидонами, без устали травил байки про своего Трансцедента и нарадоваться не мог, что наконец-то займёт тихое местечко в администрации мэра — если его, конечно, не повысят. Всю работу Пётр Алексеич делал в одиночку, лишь изредка подзывая стажёра, чтобы
В ту роковую дату Гаврил засиделся с Алексеичем до глубокой ночи. Толкователь ломал голову над бумажкой, которая пришла четыре часа назад. Два слова, которые не мог расколоть ни один из толковых словарей в кабинете. Гаврил дважды бегал в библиотеку, но ни одна кипа оракульской макулатуры не приблизила их к разгадке.
— Чай? — бросил, не оглядываясь, Алексеич.
— Вот, — поднёс Гаврил чайник с двенадцатью пакетиками внутри.
Оракул отхлебнул из носика, шумно выдохнул «аааххх!» и вновь склонился над тем, что на профессиональном жаргоне именовалось «листок из задницы». Гаврил встал у него за спиной, тщась подглядеть, что же такого страшного там накарябано.
— Интересно? — обернулся Алексеич. — Эх, ладно, может, настало время свежих мозгов.
И отодвинул бумажку в сторону. Не до конца веря своему счастью, Гаврил склонил голову над размашистыми закорючками.
— Так это ж просто, — удивился он. — Здесь написано «Дайте поесть».
— Что, правда? — ядовито вопросил толкователь. — Только что это значит?
— Что он… голоден?
— Это интересная интерпретация…
Кажется, Алексеич не шутил. Да и какие шутки, когда далеко за полночь? Оракул откинулся к спинке стула, куснув нижнюю губу.
— Всё равно ничего лучше не приходит… Может, на то она и воля?
Пожав плечами, он достал из выдвижного ящика формуляр, за минуту заполнил все три страницы и обернулся на стремительно одевающегося Гаврила.
— Подпишешь?
— Я?..
— Это твоё предсказание.
Польщённый и удивлённый, Гаврил поставил автограф. Дома он забылся сном человека, у которого впереди большое будущее.
Следующую неделю новоиспечённый Оракул не работал. Оказалось, кто-то наделал ошибок, оформляя его в Департамент. Пришлось самому бегать по отделам и бороться с эффектом домино во всей связанной документации. Когда он наконец-то вернулся в ставший родным кабинет на цокольном этаже Высокой Башни, его ждал мрачный как сибирская язва Алексеич и повестка в отдел внутренних расследований.
— За что?!
— Наш Трансцедент умер, — глухо ответил толкователь.
Суд длился месяц — экстремально быстро по меркам Канцелярии. Всё это время подозреваемые не имели права покидать здание Департамента и свободное от сессий время занимались чёрной работой по разгребанию «мусорных» архивов. Следователи разбирали свои тонны документов, связанных как с Оракулами, так с их Трансцедентом. До рокового предсказания они дошли чуть ли не в последнюю очередь. Оказалось, Алексеич написал не «дайте поесть», а загадочное «утилизация санкционной продукции» — так что пока Трансцедент мучительно умирал от голода, Исполнители наматывали импортную колбасу на вальцы асфальтных катков. После недолгого разбирательства виновным признали Оракула, который подписал толкование — с отягощающим за попытки исправить информацию о себе в официальной документации. Алексеича за халатность понизили до мелкого чиновника в администрации мэра.
— Приехали, — шепнул Гаврил, когда машина въехала на остановку самого пафосного ресторана в Чернокаменске.
— Как заказывали — Проспект Годунова, шестнадцать. А ну, сидеть!
Бомж замер с занесённой над ручкой ладонью. Водитель же выбрался наружу, обошёл машину и степенно открыл ему дверь.
— Сэррвис! — сгримасничал Гаврил, вываливаясь в сырой холод улицы.
До просторного входа в ресторан было шагов двадцать, но швейцар в фирменном зелёном пальто распахнул заведение, едва только завидев гостя.