Инстинкт и социальное поведение
Шрифт:
Временное правительство вскоре возглавил эсер Керенский, благонамеренный, но бесхарактерный человек, непременно желавший выполнить обязательства перед союзниками и довести войну до победного конца. Это роковое заблуждение – стремление к явно недостижимой цели – погубило русскую демократию: оно расширило разрыв между революционными партиями и народом, который они хотели представлять.
Параллельная власть – Советы – быстро переходила в руки большевиков, и теперь Ленин провозгласил лозунг: «Вся власть Советам!». Юридически Советы были вовсе не властью, а общественной организацией, но соблюдение законных форм меньше всего беспокоило Ленина и его товарищей. Их целью был захват власти, и для этого все средства были хороши. Партия большевиков насчитывала уже десятки тысяч человек. Ее влияние было особенно сильно в армии, потому что солдаты не хотели продолжать войну. В Петрограде стоял гарнизон в 150000 человек, больше всего опасавшийся отправки на фронт. Агитация большевиков
Между тем, в стране шли выборы в Учредительное Собрание, первые в истории России (и до сих пор единственные!) подлинно демократические выборы. Эсеры, энергично готовившие эти выборы, сумели привлечь на свою сторону крестьян: они получили 60 процентов голосов. Долгожданное Учредительное Собрание заседало лишь один день: 5 января 1918 года. Большевики его разогнали и взяли под контроль все газеты. Демократии пришел конец.
3. Большевики и советская власть
Большевики получили массовую поддержку: десятки тысяч людей, вступивших в партию, уверовали в ее учение и готовы были посвятить ему свою жизнь. Только этим можно объяснить победу большевиков в трехлетней гражданской войне, перенесенной Россией после четырех лет мировой войны. То, что совершили «красные» во время гражданской войны, было несомненно проявлением искреннего революционного энтузиазма. Все другие объяснения – большевистский террор, сговор с немцами и политические разногласия среди белых – никоим образом не позволяют понять, как это могло произойти. Ведь до войны большевиков было немногим более тысячи, а влияние их было очень слабо! Лозунги большевиков, очевидно, упали на благоприятную почву, созданную проигранной войной и крушением старого режима. Большевики не только верили в свое учение, они соблюдали партийную дисциплину и повиновались партийному руководству.
Кто же были лидеры большевистской партии? Ленин, Троцкий и Бухарин оставили нам свои сочинения – они сочинили немало. Зиновьев и Каменев не столько сочиняли, сколько произносили речи. И даже Сталину, вначале малозаметному деятелю, приписывается тринадцать томов сочинений, которые он, во всяком случае, просмотрел и одобрил. Таким образом, у нас достаточно данных, чтобы судить об этих людях, даже не считая документов и воспоминаний. Революционеры редко бывали выдающимися мыслителями, и все же вожди большевиков поражают своей посредственностью. Все они были недоучки – Ленин получил экстерном юридическое образование, но имел очень поверхностные знания, Сталин же был попросту малограмотен. За немногими исключениями, все они были люди невысокой культуры. Ни один из них не обладал литературным даром, ни один не имел представления о методах настоящей науки. «Наукой» был для них только «научный социализм» Маркса и Энгельса: они были схоласты, и все их споры на бесчисленных партийных заседаниях сводились к обмену надерганными цитатами из этого священного писания. После смерти Ленина такую же функцию исполняли цитаты из его сочинений.
Члены партии были еще менее образованны, а большей частью едва грамотны. Искренне уверовав в марксизм (известный им по брошюрам партийных пропагандистов), они не очень понимали препирательства своих лидеров, боровшихся за власть, но принимали всю эту идеологию всерьез. Принимали ли ее всерьез сами лидеры? Думаю, что принимали: эти ограниченные люди подсознательно ощущали, что борются за власть, но сознательно думали, что ведут идейную борьбу. В них не было и следа юмора, ни один из них не понимал искусства и литературы. Это были духовно бедные люди.
После гражданской войны во власти этих людей оказалась огромная страна с разрушенным хозяйством и, что еще хуже, с полностью разрушенными структурами общественной жизни – им могло казаться, что перед ними была та самая «чистая доска», table rase, о которой поется в «Интернационале» – и они в сущности не знали, что с ней делать. Как известно, Маркс намеренно воздерживался от всех подробностей предсказанного им социализма, столь увлекательно описанных «утопистами»: «научный социализм» предоставлял все это неизбежному ходу истории. Известно было только, что государство должно отмереть через короткое время; отсюда, по-видимому, пренебрежительное предсказание Ленина, что при социализме государством сможет управлять «каждая кухарка». Столь же беззаботно большевики смотрели на управление экономикой. Здесь были определенные указания Маркса, что социалисты должны будут попросту перенять у капиталистов их предприятия, когда те «созреют» для обобществления. Правда, Маркс имел в виду самые развитые страны – Англию и Америку. О России он вовсе не думал, рассматривая ее лишь как опасную для революции реакционную силу; впрочем, Маркс и вообще не питал симпатий к славянам. Но все же указания были, и Ленин в своей книге «Государство и революция», опубликованной в августе 1917 года, легко разделался с будущим экономическим строем. Он писал, что рабочие возьмут в свои руки управление производством, причем «все, что потребуется, это чтобы они работали поровну, регулярно выполняли свою часть работы и получали равную плату. Капитализм крайне упростил [Курсив Ленина] необходимые для этого бухгалтерию и управление». Все это рабочие могут просто взять на себя, поскольку эти методы контроля «доступны каждому, кто умеет читать, писать и знает четыре правила арифметики». Конечно, сам Ленин умел читать, писать и выполнять арифметические действия; любопытно, пробовал ли он когда-нибудь управлять заводом? Вот как он понимал своего Маркса – перед самой революцией! Какой-то советский писатель выдумал, будто ленинское правительство было «самым интеллигентным правительством в истории России». В действительности это было правительство самоуверенных дилетантов, а их способ управления страной можно сравнить только с известной сценой из рассказа Мериме, где взбунтовавшиеся невольники, перебив команду, принялись управлять кораблем. После захвата власти Ленин жаловался, что «ни в одном учебнике марксизма» не нашел указаний, что и как делать после победы революции. Большевики импровизировали, как могли, но все же пришлось звать «буржуазных специалистов».
Эти же специалисты спроектировали для них «новую экономическую политику» – нэп, о чем вспоминал единственный уцелевший в эмиграции участник этого дела, Валентинов. Большевики начали с абсурдных экспериментов: пытались заменить денежное хозяйство прямой раздачей продуктов, дезорганизовали предприятия и транспорт, передав их в ведение рабочих комиссий, полностью разрушили торговлю. При «военном коммунизме» люди работали под угрозой расстрела, но в 1920 году все умевшие что-то делать, кроме немногих энтузиастов, просто разбежались, и нельзя было уже добиться, чтобы ходили поезда. Партия направила на транспорт своего лучшего организатора, Троцкого. Тот пытался применить прежние методы, провалился, и в том же 1920 году предложил ЦК партии план временной «либерализации»; этот план «буржуазные специалисты» впоследствии превратили в нэп. Ленин яростно обрушился на план Троцкого. Но через год крестьянские мятежи, и особенно восстание матросов в Кронштадте, поставили советскую власть на грань гибели. Тогда Ленин согласился принять нэп.
По этому плану партия, сохраняя контроль над всеми сторонами жизни, разрешила частную торговлю, ремесло и мелкую промышленность. Вместо простой экспроприации всего наличного зерна (так называемой «продразверстки») крестьяне должны были сдавать предварительно установленное количество («продналог»), а остаток могли продавать на рынке. Возник целый класс новых (а в действительности уцелевших старых) предпринимателей, прозванных «нэпманами».
Эксперимент вполне удался, благодаря двум условиям. Во-первых, уцелел еще «человеческий капитал» – люди, сохранившие навыки крестьянского хозяйства и предпринимательства. Во-вторых, в стране была твердая, хотя по-прежнему террористическая в своей основе, но дееспособная и честная власть [Примерно такие же условия (с не столь честной властью) существуют теперь в Китае. В России их нет]. Были изданы законы, регулировавшие частное хозяйство, и эти законы соблюдались, потому что большевики следили за выполнением правил. Коррупция неизбежно развивалась «снизу», но сверху были большевики, и красть было опасно. Честные директора кое-где сохранились до пятидесятых годов!
Если оценивать общественный строй по критериям марксизма, то есть по его экономической «базе», то советская власть попросту была нэпом: никакой другой экономики большевики не могли придумать. Но, конечно, они считали это временным отступлением, до тех пор, пока созреют условия для общественного хозяйства.
Уже через несколько месяцев труд крестьян, освобожденный от государственного контроля, принес свои плоды: в стране было изобилие продовольствия. В 1925 году, на «вершине» нэпа, Россию нелегально посетил эмигрант Шульгин; из его воспоминаний видно, насколько большевикам удалось привить к своей бесплодной утопии живые ростки частной инициативы. Но этот гибрид был заранее обречен. Большевики не рискнули, конечно, вернуть в частные руки крупную промышленность [То же было в польском варианте нэпа при Гомулке, и то же еще продолжается в Китае]. Но они использовали оставшихся в России инженеров, добросовестно восстановивших старые предприятия. Наряду с этим человеческим капиталом, было сохранившееся оборудование, материалы и золотой запас старой России. Этого хватило на несколько лет, но машины устарели и износились, а на модернизацию не было средств.
Нужно было дальнейшее освобождение производительных сил. На эту экономическую необходимость возлагали надежды русские эмигранты, ожидавшие, что коммунизм будет развиваться в направлении социал-демократического прагматизма. Но правившие Россией «марксисты» на это не шли, опасаясь, что такое изменение «базы» разрушит сооруженную ими «надстройку». Между тем, в России уже укрепился новый правящий класс и новый государственный аппарат, который должен был сменить химерическую систему большевиков.