Интеллектуальная история России: курс лекций
Шрифт:
После выяснения значения этнонима «славяне» Гизель добросовестно привел «сказку» чешской и польской историографим о «Грамоте Александра Македонского славянам» и о завоевании последними самого Рима [110] . Сообщение о столь героическом прошлом предков было не без удовольствия воспринято рядом русских историков екатерининской поры, лелеявшей подобные патриотические истории [111] . На римском примере известный историк М.А. Алпатов вменяет автору «Синопсиса» приверженность к самым фантастическим историям [112] . Это верно, но не нужно представлять Гизеля простым компилятором, его авторская позиция не столь однозначна может представиться. Не исключено, что Гизель признавал данное сообщение спорным, почему и отослал читателя к польским писателям словами: «Обретается же в летописцах Польских…» [113] . И еще, в этой части книги «реальную» историю автор и не пытался показывать. Все, о чем он здесь писал для него и его просвещенных современников, являлось сверхреальностью.
110
См.: Синопсис. С. 5–6. О Грамоте Александра Македонского писал и Феодосий Сафонович (см.: Сафонович Ф. Хронiка з лiтописцiв стародавнiх / пiдгот. тексту Ю.А. Мицика, В.М. Кравченка. Киiв, 1992. С. 56–57).
111
См., например: Записка императрицы В.С. Попову // Сочинения императрицы Екатерины II.
112
См.: Алпатов М.А. Русская историческая мысль и Западная Европа в XII–XVII вв. С. 397–398.
113
Синопсис. С. 6.
Приведя краткие сообщения об Азии, Африке и Европе, Гизель вновь возвращает читателя к древнейшей судьбе славянства. Для этого ученый воспользовался польской концепцией сарматизма. Согласно данной концепции, славяне в древности именовались сарматами. Польский историописатель Длугош, приведя сообщения греческих и римских авторов, подчеркнул, что «мы признаем за истинное и правдивое то название, которое полякам и русинам присвоила древность» [114] . Эта идея получила оформление в работах польского историописателя Меховия, который, как замечает Д.В. Карнаухов, впервые высказал «сармато-роксоланскую» концепцию [115] . По мнению Меховия, в Европейской Сарматии проживали славяне, которых он делил на две группы. С одной стороны, это западные и южные славяне, с другой – восточные славяне, или русичи. Меховий отделил Московское государство от «Руссии», под которой понимал в основном украинские и белорусские земли. Эту Руссию он отождествил с Роксоланией [116] .
114
Мыльников А.С. Картина славянского мира: взгляд из восточной Европы. Этногенетические легенды, догадки, протогипотезы XVI – начала XVIII века. СПб., 1996. С. 97.
115
См.: Карнаухов Д.В. История русских земель в польской хронографии конца XV – начала XVII вв. / Д.В. Карнаухов. Новосибирск, 2009. С. 97.
116
См.: Там же. С. 97.
Концепция сарматизма, поддержанная Стрыйковским, не вызвала сомнения у Сафоновича и Гизеля. В «Синопсисе», в разделе «О народе Сарматском и о наречии его», Московия отделена от Украины и Белоруссии. Гизель пишет, что «под тем Сарматским именем все прародители наши Славенороссийстии: Москва, Россы, Поляки, Литва, Поморяне, Волынцы и прочие заключаются» [117] . Надо заметить, что историки обычно указывают на идею автора «Синопсиса» об изначальном единстве восточнославянской земли [118] , которую действительно можно найти в книге. В данном же случае мы наблюдаем или слепую компиляцию, или точку зрения автора, сформировавшуюся под влиянием польско-украинской историографии.
117
Синопсис. С. 12.
118
См.: Алпатов М.А. Указ. соч. С. 396.
В этот период, по замечанию А.Н. Попова, московские книжники сделали попытку «по образцу Польских хроник, но независимо от них сочинить первобытную историю Русских Славян» [119] . Была сконструирована отличная от польской мифологема, согласно которой славяне, во главе со своим праотцом Скифом, происходили от скифов. Сыновья последнего – Славен и Рус, уведя свои народы из Причерноморья в Приильменье [120] , дали начало русской государственности. Поэтому в русской историографии XVIII в. будут параллельно сосуществовать две мифологемы славянского этногенеза, польско-украинская и московская.
119
Попов А. Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесенных в хронографы русской редакции. М., 1869. С. 204.
120
Хронограф третьей редакции // Нацiональна бiблiотека Украiiни iменi В.I. Вердадського. Iнститут руко-писiв (НБУ. I.Р.). Ф. VIII. № 112. Л. 22 об.
Как далее пишет «Синопсис», одно из племен сарматских носило имя «Роксоляне», но упомянув о них, он снова переходит к описанию славянских народов, лишний раз подчеркивая их близость [121] . Сармато-роксоланскую концепцию в последующем будет развивать М.В. Ломоносов, для которого киевский «Синопсис» стал важным историческим источником. По мнению Ломоносова, «единородство Славян с Сарматами… для многих ясных доказательств неоспоримо», а Россы или варяги «в древние времена имяновались Роксоланами», теми же славянами [122] . На Ломоносове эта теория не прекратит своего существования. Новую жизнь ей дал «роксоланист» Д.И. Иловайский, поселивший роксолан, якобы одну из ветвей славянства, на Днепре [123] . Во второй половине XX в. на смену этой теории придет близкая ей по духу, но менее научно уязвимая, теория «автохтонизма», связанная с задачей текущей политики – воспитание патриотической гордости родной культурой. Эту задачу выполняли А.В. Арциховский, П.Н. Третьяков, Б.А. Рыбаков и др. Академик Рыбаков направил новую теорию в старое русло. Как и польско-украинская историография XVI–XVII вв., он увидел предков славян в скифо-сарматском мире [124] . Авторы современного учебника «История России с древнейших времен до конца XVII века» А.Н. Сахаров и В.И. Буганов, следуя этой же традиции, нашли славян в россомонах [125] .
121
См.: Синопсис. С. 13–14.
122
Ломоносов М. Краткий Российский летописец с родословием. СПб., 1760. С. Ill – IV.
123
См.: Иловайский Д.И. Разыскания о начале Руси. Вместо введения в Русскую историю. М., 1870. С. 110.
124
См.: Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв. М., 1993. С. 11—107.
125
См.: Сахаров А.Н., Буганов В.И. История России с древнейших времен до конца XVII века: Учеб, для 10 кл. общеобразоват. учреждений / под ред. А.Н. Сахарова. М.: Просвещение, 1995. С. 34–35.
Маловичко С.И., Шабунина А.К. Жизнь сюжетов киевского «Синопсиса» 1674 г. в исторической литературе XVIII–XX вв.
Праотцом всех славян Гизель назвал библейского Мосоха (Мешеха), внука Ноева. В Ветхом завете говорится, что у Иафета (сына Ноя) он был шестым сыном. «Сыновья Иафета: Гомер, Магог, Мадай, Иаван, Фувал, Мешех и Фирас», – сообщается там (I. Пар. I. 5). Связав славян с библейским героем, автор «Синопсиса» перешел к объяснению темы, связанной с историей происхождения Москвы и московского народа, которую он привел в двух статьях и назвал: «О Мосохе, прародителе Славенороссийском, и о племени его», а также «О наречении Москвы, народа и царственного града». В них он поведал, что «Мосох есть отец народов Московских, Славенороссийских, Польских, Волынских, Чешских, Болгарских, Сербских и Корвацких и всех обще, елико их есть,
126
Мыльников А.С. Картина славянского мира. С. 25–26.
127
См.: Забелин И. История города Москвы. М., 1905. С. 24.
Сюжет о Мосохе придумал не Гизель, родился он в польской историографии, но его не чуждались и некоторые немецкие и шведские историки. Средневековая христианская историография пыталась связать происхождение европейских народов с ветхозаветными «праотцами». Поэтому поиск славянских ученых подходящего им библейского персонажа не являлся исключением из европейской практики историописания. Инициатором таких поисков явился Ян Длугош, но он еще не связывал славян непосредственно с Мосохом. Как считает А.С. Мыльников, едва ли не первым в польской исторической мысли версию о Мосохе выдвинул Бернард Ваповский (1456–1535). Впоследствии бегло заявил об этом Бельский, а Стрыйковский уже назвал Мосоха «патриархом нашим» и даже «Мосохом Иафетовичем» [128] . Польский историк пояснил, что и река, и город Москва получили название от народа московского, а сам же он получил имя от славянского праотца Мосоха, а потому Лех, Чех и Рус – его наследники от
128
СофоновЫ Ф. Указ, праця. С. 56.
Иафета [129] . Украинские историки (в частности, Леонтий Боболинский в своем хронографе и автор Густынской летописи) говорили об этом как об одной из версий трактовки древнейшей истории славян. Уже в «Хронике» Сафоновича тема о Мосохе звучит хотя и тускло, но как вполне очевидная, в разделе «Отколь Москва взяла свое название» [130] . Гизель, остановившись на данном сюжете, нарисовал картину, показывающую не только общность происхождения славян, но и их органическую включенность в историю остальных европейских народов. Этот материал он подал просто, без каких-либо оговорок, словно некую данность, устоявшийся стереотип. Как и многие другие, данная тема не была обойдена вниманием русской историографией. В XVIII в. этот сюжет, с полным доверием «Синопсису», поведали читателям В.К. Тредиаковский, Ф.А. Эмин, Ф.И. Дмитриев-Мамонов, А. Шафонский, А.И. Мусин-Пушкин и др. [131]
129
См.: Тредиаковский В.К. Три разсуждения о трех главнейших древностях Российских. СПб., 1773. С. 76; Эмин Ф.А. Российская история жизни всех древних от самого начала России государей до Екатерины II. Т. 1. СПб., 1767. С. Дмитриев-Мамонов Ф.И. Хронология, переведенная тщанием сочинителя философа дворянина из науки, которую сочинил г. де Шевиньи, с прибавлением Российской. Ч. 2. М., 1782. С. 68–69; Мусин-Пушкин А.И. Историческое изследование о местоположении древняго Тмутараканскаго княжения. СПб., 1794. С. XXXV.
130
Забелин И. Указ. соч. С. 24.
131
Там же. С. 25.
Известие многократно тиражируемого «Синопсиса» о связи Москвы с библейским персонажем давало опору не только для удовлетворения чувства патриотизма, но и для сознания ослепленного идеей русофильства. Так, Т. Каменевич-Рвовский, который, по замечанию И.Е. Забелина, «хотя и был Москвичом, но по прозванию несомненно принадлежал к ученым Киева… превзошел своих ученых братий богатством фантазии и необыкновенною смелостью вымысла» [132] , в конце XVII в. внес в эту конструкцию новый элемент. Если Гизель указывал, что народ и река прозвались от Мосоха, а город «от имени ея (реки. – авт.) нареченный», то московский книжник прибавил совсем невероятное. «И созда же тогда Мосох князь градец себе малый над предвысоцей горе той, над устии Явузы реки, на месте оном первоприбытном своем имено Московском» [133] . Обновленная басня была подхвачена рядом русских историков. Мы ее находим в труде А.И Манкиева, в 1749 г. М.В. Ломоносов критикует Г.Ф. Миллера за то, что тот «опровергает мнение о происхождении от Мосоха Москвы». И уже на исходе XVIII столетия риторическим тоном разбавил архаический слог легенды П. Захарьин. Круг подобной литературы, поддерживающей вполне определенную историческую память, пополняется до сих пор, чему служит примером книга двух профессоров психологии и истории «Реальная история России: традиции обороны и геополитики, истоки духовности» [134] .
132
Доктор психологических наук В.М. Кандыба и доктор исторических наук П.М. Золин указывают, что их книга полезна для школьников и учителей, студентов и преподавателей, рабочих и бизнесменов, и даже для представителей исполнительной и законодательной власти. Действительно, перечисленным категориям населения было бы не безынтересно ознакомиться с желанием авторов соотнести летописного Кия с библейским Каином, с мыслью, что «Дедом Руса был старший сын Ноя – Афет, исполнявший должность Верховного Жреца всех южнорусских племен-родов» и пр. (см.: Кандыба В.М., Золин П.М. Реальная история России: традиции обороны и геополитики, истоки духовности. СПб., 1997. С. 256, 327).
133
Синопсис. С. 20.
134
Там же. С. 20–21.
Следующий рассказ «Синопсиса» оставил наиболее глубокий след в отечественной историографии. Автор разделил его на две связанных друг с другом статьи, которые он назвал: «О преславном, верховном и всего народа Российскаго главном граде Киеве и о начале его» и «О первоначальных Князех Киевских и о создании града Киева и о имени его». Гизель начал рассказ с указания на отсутствие древнерусских источников по вопросу о времени основания Киева, «в кое лето исперва основался, во многих летописцах руских несть известия» [135] . Поэтому историк изложил летописную легенду о путешествии апостола Андрея и его пророчестве о будущем городе на киевских горах. Уже подача этого материала свидетельствует, что в нем нет той небольшой доли прагматизма, с которой излагал его древнерусский летописец. Гизель рассказал о пророчестве Андрея как о вполне достоверном событии, и поэтому, переходя к сюжету о строительстве Киева, заметил: «По благословлению и пророчеству изрядного заступника Российскаго, святаго Апостола Андрея Первозваннаго…» и т. д. [136] Киевский ученый не последовал за древнерусским летописцем, который не вполне доверял описываемому событию, воспринимал его именно как легенду. В начале своего рассказа древнерусский книжник вписал фразу «якоже реша» – как говорят [137] .
135
См.: Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. 1. СПб., 1846.
136
Синопсис. С. 21.
137
Там же. С. 21–22.